Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

— Молодцы! Хотел, было, вас строго наказать, а сейчас только развожу руками. Но на коллегии этот случай мы все равно рассмотрим. Примите меры по своевременному вводу в эксплуатацию четвертого блока, с которого был взят ротор.

Коллегия состоялась, но наказания не последовало. Впредь я уже знал, что ничего не может приключиться сверх того, что тебе отпущено свыше.

В феврале – марте 1976 года состоялся XXV съезд КПСС, названный «демонстрацией новых выдающихся достижений советского народа во всех областях коммунистического строительства». Вряд ли кто-нибудь тогда мог предположить, что не пройдет и десяти лет, как эта «грандиозная стройка» плавно перейдет в перестройку, потом ее прораба снимут с работы, а разрозненные группы «строителей» по революционным праздникам будут топтаться, как неприкаянные, около памятников основоположникам марксизма-ленинизма…

В 1976 году был введен в эксплуатацию четвертый блок Ставропольской ГРЭС, что означало завершение первой очереди строительства. На пусках постоянно находился, совершенно не вмешиваясь в нашу работу, Автономов. Тогда Борис Васильевич признался мне о своем желании уйти на пенсию. Как я его ни отговаривал, он все же подал заявление приехавшему на станцию П. С. Непорожнему, и тот его подписал.

Начальником Главного управления энергетики Юга — Главюжэнерго — с ноября 1976 года был назначен Ким Николаевич Горский. Специалист высокого класса, он был приятен в общении, легко шел на контакт. В рамках своей профессии он чувствовал себя как рыба в воде: мыслил конкретно, образно, эмоционально насыщенно. Бог его миловал: он был начисто лишен таких отвратительных качеств, как высокомерие, чванливость, заносчивость. Умея раздвигать узкоцеховые границы, он видел жизнь во всей ее глубине и многогранности.

Ким Николаевич прошел хорошую профессиональную школу, был неплохим организатором, настоящим бойцом за свое дело. Истинный художник в своей области, чей способ работы не допускал подмалёвок, Горский обеспечивал ввод и освоение первых блоков 300 МВт на Конаковской ГРЭС, занимался вводами блоков 300 и 500 МВт в ГДР. Своей практической деятельностью он всем показывал, что авторитет — это не теплая булочка с маком, день ото дня подаваемая руководителю в придачу к чашке утреннего кофе. Авторитет завоевывается трудом, умением, талантом, умом. Ким Николаевич сейчас находится на пенсии, и я до сих пор поддерживаю с ним хорошие отношения. Почему бы и всем людям не питать друг к другу если не величайшую нежность, то хотя бы глубокое чувство уважения, дающее человеку право считать себя существом не только мыслящим, но и сопереживающим?

С вводом в строй первой очереди Ставропольской ГРЭС стали решать, кого и как поощрять. В то «всеблагое» время, когда материальный уровень большинства населения страны был довольно низок, люди привыкли за обычное исполнение своих профессиональных обязанностей получать в качестве отличительной меры те или иные награды. Это нездоровое поветрие поддерживал сам Брежнев, которому 10 мая 1976 года вручили большую «Маршальскую Звезду».

Сам я к наградам отношусь неплохо, но никогда бы не осмелился считать появление их на своей груди символом отличия от других. Награду получать приятно, но это не должно становиться самоцелью для честного и трудолюбивого человека. Чаще всего награждение — это формальный акт. Мудрые давно заметили, что «чины людьми даются, а люди могут обмануться». Несомненно, любая награда — это прежде всего субъективная оценка личности награждаемого и того, что он совершил. Вряд ли наступит такое время, когда решение о награждении будут принимать руководители, способные видеть объективно, отделяя добродетель от ее носителя, а личные пристрастия от реальной оценки.

Между структурами, занимающимися наградными делами, развернулась подковерная возня. Все зависело от того, какие решения будут приняты наверху. Хотя в Ставропольском крайкоме партии ко мне относились неплохо, но какая-то настороженность из его кабинетов исходила. В чем я скоро убедился. Меня представили к ордену Трудового Красного Знамени, но заведующий отделом краевого партийного комитета Иван Степанович Брагин переделал представление на награждение орденом «Знак Почета». Однако в наградном отделе Минэнерго СССР и в машиностроительном отделе ЦК КПСС думали иначе и… восстановили первоначальный текст представления.

Прошло некоторое время. Постановление Президиума Верховного Совета СССР о нашем награждении было подписано. Меня сразу поздравили из Минэнерго СССР и отдела ЦК КПСС. Позвонил мне и заведующий отделом крайкома партии И. С. Брагин:

— Поздравляю вас с наградой!

— С какой? — спросил я.

— Со «Знаком Почета».

— Меня ведь представляли к ордену Трудового Красного Знамени!

— А я говорю: со «Знаком Почета»! — утвердительно заявил Иван Степанович.

Я смолчал, но от такого диалога на душе стало неприятно. Когда, наконец, пришло постановление, то все встало на свои места: мне вручили орден Трудового Красного Знамени.

Потом произошли и вовсе непредвиденные события. Я готовился к выезду в Прагу для обмена опытом работы по технике безопасности и эксплуатации. Вместе со мной выезжал мой земляк, начальник Управления по технике безопасности и промышленной санитарии Минэнерго СССР Расул Алиевич Гаджиев, работавший до перевода в Москву главным инженером Дагэнерго. Мы с ним подружились в ходе совместной работы над новыми правилами техники безопасности при эксплуатации электроустановок. Это был порядочный человек, грамотный специалист.

Собрав необходимые документы, я доложил в Минэнерго СССР о готовности к выезду. Там мне сказали, что надо срочно позвонить в отдел машиностроения ЦК КПСС, который курировал нашу отрасль. Я позвонил. Трубку взял инструктор отдела Дмитрий Федотович Проценко, с которым мы были знакомы. Он сообщил:

— Завтра вы должны быть у нас. Мы вас ждем.

— В чем дело? Почему такая спешка? Через два дня мне нужно быть в Праге.

Проценко сказал, что будет рассматриваться вопрос о возможном моем переходе на работу в ЦК.

Я доложил первому секретарю Пятигорского райкома КПСС Болдыреву о вызове в ЦК КПСС. Я числился у него в резерве на должность секретаря горкома.

— Непонятно! — только и сказал Иван Сергеевич.

Вечером того же дня ко мне неожиданно приехал Брагин. Узнав от кого-то о цели моего вызова в Москву, он начал убеждать меня в том, что идти работать инструктором в ЦК неинтересно — лучше, мол, быть инструктором крайкома. Я слушал и прекрасно понимал, что Иван Степанович со мной неискренен. Им руководили другие соображения. Он явно не хотел иметь над собой куратора в моем лице.

Выслушав Брагина, я сказал, что обязательно учту его рекомендации.

— Но мне, — заметил я, — еще никто ничего не предлагал, и я даже не знаю, о чем идет речь…

Глава 21

В Москву

Я наскоро собрался и вылетел в первопрестольную, в отдел машиностроения ЦК КПСС. Завсектором отдела Фролышев объявил мне о возможном переводе на должность инструктора отдела ЦК партии. Эта новость прозвучала, как гром среди ясного неба. Мне