Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

друг Юрий Иванович Колесников, занимавший эту должность довольно продолжительное время. На десять лет старше меня, он был энергичным и физически крепким. С ним меня познакомила его жена, Надежда Алексеевна, инженер по рационализаторской работе Кавминводских электрических сетей. Мы до сих пор поддерживаем с этой семьей близкие отношения. Когда у них родилась дочь Рената, я стал ее крестным отцом. В городе Ессентуки я создал предприятие Спецэнергоремонт, директором которого долгое время работал Эдуард Давидович Бациашвили. Наша студенческая дружба переросла в семейную. Но, к большому сожалению, Эдуарда Давидовича и нас с Тамарой постигло большое горе: ушла из жизни его жена Бела.

Некоторое время мне пришлось заниматься завершением пуска и вводом в эксплуатацию ГЭС–3 и ГЭС–4 Кубанского каскада. Уникальность этого каскада состояла в том, что вся вода шла через выравнивающие водохранилища, последнее из которых являлось базовым для снабжения самотеком Невинномысской ГРЭС технической водой и охлаждения ее конденсаторов. А в июне 1977 года меня пригласил на беседу министр энергетики и электрификации СССР П. С. Непорожний, чтобы, как я узнал из верных источников, предложить мне должность начальника Государственной инспекции по эксплуатации электростанций и сетей. Но беседа, к сожалению, не состоялась, так как у Петра Степановича случился сердечный приступ. Начальник управления кадров министерства В. С. Барышев отправил меня домой, как в этом случае говорят, не солоно хлебавши.

Прошло три месяца: настало время идти в отпуск. Я взял путевку в новый, только что введенный в Кисловодске санаторий «Узбекистан». Там мне посчастливилось познакомиться с одним интересным стариком, узбеком по национальности. Звали его Эргаш Зияевич Зияев. Ему было около 80, он приехал к нам из далекого жаркого Андижана вместе со своим сыном Абдукаюмом. Оба чисто говорили по-русски. Своим благообразным видом Эргаш Зияевич чем-то неуловимо напоминал мне моего деда. Мы быстро сблизились. Я возил своих новых узбекских друзей по Кисловодску, показывал им местные достопримечательности, познакомил с Тамарой. Мы выезжали в Архыз, Домбай, Приэльбрусье, на природе готовили превосходный узбекский плов.

При прощании в аэропорту Эргаш Зияевич растроганно признался:

— С этого дня, Анатолий, ты — мой сын, и я сообщу об этом всем своим девяти сыновьям.

Тогда я не придал его словам должного внимания.

В октябре 1977 года я получил из Москвы телеграмму, в которой мне предписывалось прибыть в Минэнерго СССР для назначения на должность первого заместителя начальника — главного инженера Государственной инспекции по эксплуатации электростанций и сетей Минэнерго СССР. Назначение состоялось без вызова меня на коллегию министерства и в ЦК КПСС.

Но тут опять поднялся переполох. Позвонил Автономов и предупредил, чтобы я не соглашался на эту должность: «Вы никогда с этой должности не вырастете!» Заместитель министра Владимир Николаевич Буденный тоже отговаривал: «Не ходите — вы достойны большего!» — «Ничего, — отбивался я. — Прежде всего, нужна голова, а не должность».

Я решил дать согласие, не задумываясь о выгодах, о том, что будет хорошо, а что — плохо. Я проработал с Федосюком уже более пяти лет, передал ему свои личные контакты. Александр Федорович тоже хотел перебраться в Москву. Но он претендовал на очень большие должности в Минэнерго СССР. Я чувствовал, что нам с каждым днем становилось все труднее работать вместе. У него мое назначение вызвало отрицательную реакцию. Он прямо заявлял: «Сначала я должен уйти в Москву, а потом ты!» Я не возражал и был бы рад такому решению, но его не выдвигали, а время шло. Одновременно меня назначили и исполняющим обязанности начальника Государственной инспекции.

Сотворение себя — очень трудный процесс. Как правило, он сопряжен с ломкой привычных представлений, сменой жизненного ритма и увеличением объема задач. И на это надо было решиться. Как-то во время одной из зарубежных поездок мне рассказали замечательную немецкую притчу о человечке, жившем в игрушечном мире, который постепенно начал рушиться. Страшно было маленькому существу ожидать неведомого конца. Но вот, сквозь трещины в мироздании, человечек услышал голос. Голос исходил от фигуры, смутно напоминавшей Христа: «Иди ко мне». Человечек в страхе отшатывался, потому что фигура эта висела в пустоте. «Я упаду, — твердил малыш. — Я провалюсь в бездну». И в ответ он услышал: «Учись падать. Учись падать и держаться ни на чем, как звезды».

В Ставропольэнерго для меня были организованы приличные проводы, в которых принимали участие руководители Ставропольского крайкома и Пятигорского горкома КПСС, представители всех энергопредприятий края. Мне были вручены почетные грамоты от Ставропольского крайкома партии, Верховных Советов народных депутатов Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Праздничные столы были накрыты в ресторане «Пятигорское озеро». От Главюжэнерго мне вручили денежную премию в размере одного месячного оклада.

Федосюк тогда меня спросил:

— Будешь деньгами брать, или тебе что-нибудь купить? Может быть, часы на память?

Я согласился. Тогда хорошие золотые часы стоили 320 рублей. Вручая подарок, Александр Федорович обнимал меня с деланным сожалением. Неужели им тогда руководила зависть — это негативное чувство, которое, подобно клопам в запущенной квартире, обитает в любой сфере человеческой деятельности? Зависть, таящаяся в служебных закоулках, в потаенных уголках израненных человеческих душ. Страдающего завистью человека легко распознать: внешне он высказывает поверхностное признание ваших успехов, а внутри себя болезненно прячет их полное отрицание.

Я уехал в Москву. Трудно передать словами охватившее меня тогда чувство. Вероятно, оно было созвучно с ощущением кровной близости, которое охватывает всякого русского человека в «третьем Риме», расположенном среди безыскусного рельефа Среднерусской возвышенности: ни тебе глубоких пропастей, ни недосягаемых вершин, к каким я привык у себя на Северном Кавказе. Я и раньше не один раз бывал в Белокаменной, но теперь смотрел на нее другими глазами. Глазами человека, призванного внести свой посильный вклад в то большое общее дело, ради которого в столице день и ночь трудились многочисленные министерства и ведомства. Прибыв в Москву, я не без гордости оглядывался на свое прошлое, корни и истоки, давшие мне энергию, ум и силу, чтобы вырваться сюда.

В начале ноября 1977 года я вернулся в Пятигорск за семьей и обнаружил, что подаренные мне часы остановились. 7 ноября у нас в квартире собрались самые близкие друзья: Геннадий Николаевич Удовенчик с женой Мариной, Эдуард Давидович Бациашвили с женой Белой, семья Кузнецовых — Александр (заместитель директора Энергосбыта Ставропольской энергосистемы) и Галя, друзья по горкому комсомола. Одним словом — компания большая. Не успевал отвечать на вопросы: «Как встретили?», «Как устроился?», «Когда и какая ожидается квартира?».

Между делом Александр Кузнецов решил посмотреть, в чем причина остановки часов. Бела Бациашвили, листавшая гарантийный паспорт, вдруг воскликнула: «Номер на часах не совпадает с номером, указанным в паспорте!»