Долгие Дороги - Дэн Марко

Голубой огонь погас.

Застывшее на собственных ногах тело Калеба тряслось, когда обжигающий пар повалил изо рта. Задранная к верху голова не шевелилась, а застывшие глаза замерли в мёртвом взгляде. Только хриплое дыхание, сопровождаемое выдыхаемыми каплями крови, заполнило тихий зал.

В немом ужасе, стража и простые граждане взирали на застывший на месте тёмный силуэт.

Сквозь учащённое сердцебиение и протяжный звон в ушах, император Нерон мог чувствовать, как дрожали его конечности, от чувства первобытного страха, которое, как ему казалось, он успел позабыть.

Его создание, последняя линия обороны этого города была уничтожена, без сожаления забита до смерти своим же клинком.

Как кто-то мог сделать подобное? Какое живое существо могло драться с таким неописуемым рвением и силой подобной одним лишь титанам? Это было просто невозможно.

И как только император смог прийти в себя после увиденного, голова чужака медленно повернулась в их сторону.

– Нет… – Единственное, что сорвалось с губ римлянина, когда его дрожащий взор смотрел, как жизнь медленно возвращается к пришельцу.

Чёрная рука, покрытая кровью, вытянулась вперёд, и указательный палец нацелился на фигуру Нерона.

– Ты… – кашляя и хрипя с трудом проговорило чёрное чудовище. – Ты… Следующий…

Этого было достаточно, чтобы, дрожа император Рима в панике бросился со всех ног в сторону туннелей, отходивших от зала в самые разные стороны.

– Убейте его! Прикончите его! Сделайте хоть что-нибудь! – с ужасом и злостью закричал он преторианцам и находившемся в помещении гражданам. Те хоть и не сразу, всё ещё удивлённые поведением своего правителя бросились в атаку.

Убегая прочь со всех ног, беглым взглядом претеритант заметил, как оживший и вновь бодрствующий великан с тёмной кожей, рвёт на части одной единственной рукой и зубами его практически беззащитных слуг. Крики невыносимой агонии, плача и боли снова заполонили помещения. И даже в глубоких вырытых туннелях и тайных проходах, он продолжал слышать их отчаянные мольбы и стоны.

…

Прошло время. Достаточно времени, чтобы Император Рима смог сбежать из собственного тронного зала вглубь пещеры. Сквозь тёмные коридоры и ответвления, он смог достичь единственного безопасного в данный момент места – своей спальни.

Тяжёлая деревянная дверь была закрыта за засов тут же, стоило ему только войти. Одышка после длительного бега, а также испытанный страх сразу же сказались на состоянии претеританта.

Придя в себя и успокоив колотящееся в груди сердце, Нерон осмотрел пустую тихую комнату, где единственным источником звука был треск подожжённых деревянных факелов на стенах. Наконец-то он был один, и что самое главное – в безопасности.

Неспешно подойдя к крупному столу, он налил себе бокал вина из рядом стоявшего кувшина, и тут же жадно его испил. Немного, но это помогло прийти в себя. Сев на мягкую перину, Император обхватил голову руками. Ему нужно было сосредоточиться.

Головная боль, которая как он думал давно ушла, вернулась вновь. Глубокое чувство страха, которое не в состоянии погасить даже вино, болезненно напоминало ему о прошлой жизни, о прошлых ошибках, о прошлых неудачах. Он мог видеть всё это хоть сейчас, стоит ему лишь подольше задержать глаза закрытыми. Словно всё это был один сплошной дурной сон, последующий после долгого празднества.

Как бы ему хотелось, чтобы это был просто дурной сон.

Но увиденный ранее кошмар, стоит ему раскрыть глаза, оставался правдой. Коварство и несчастье, страшнее заговора проклятого Пизона и его подопечных, посланные не иначе как самими рассерженными богами. Неужели жертвы, принесённые им, в том числе в Колизее оказались напрасны? Что же он сделал не так?

Старые раны начали открываться, стоило сорвавшемуся с места императору расхаживать из стороны в сторону, дабы хоть как-то отвлечься. Прежние воспоминания вернулись, и выкинуть их из головы было нельзя. Страх становился сильнее с каждым разом. То и дело глаза Нерона метались к запертой двери. В этот момент, он останавливался, чтобы прислушаться, опасаясь услышать топот чьих-то ног. Но простояв так несколько минут, он возвращался к своему хождению.

«Может стража всё же придёт за мной?» – подумал он, стараясь найти хоть где-то утешение, которое, к слову, быстро исчезало в суетливом порыве других беспокойных мыслей. «Нет, нет! Их скорее всего перебил этот варвар.»

Испитый ещё один бокал вина, вопреки ожиданиям римлянина, ничего не изменил.

«А может слуги? Да, слуги! Наверняка кто-то из них уцелел, может даже те, что в городе, и прямо сейчас все они ищут своего добродетельного правителя, намереваясь спасти его. Да! Да, верно! Они должны прийти за мной! За своим господином!»

Но минуты шли, медленно превращаясь как будто в часы. Сколько бы раз, Нерон не приказывал им это в своей голове, и как долго бы не вглядывался в дверь, спасения так и не пришло.

Тянущееся напряжение и страх, превращались в злость на оставивших его людей. Паранойя медленно сводила с ума, некогда бывшего великого римского правителя, безраздельно властвующего над своими покорными и благодарными подданными.

Безумие одиночества, которого он не чувствовал со времен своей первой жизни, медленно разъедало его изнутри.

– О, Сенека, был бы ты здесь… Скажи, что же мне делать? Как мне быть? – голос императора перешёл на крик, стоило ему почувствовать влагу на своих глазах.

– И вправду, где же теперь Сенека?

Прозвучавший из неоткуда до боли знакомый голос, незамедлительно вырвал Нерона из его переживаний. Ибо голос, прозвучавший был подобен призраку, фантомному эху былых воспоминаний, в которое трудно было поверить.

Подняв взгляд, претеритант с опаской осмотрел комнату, прислушиваясь ко всем возможным звукам, надеясь, что он просто на просто ослышался. Но кошмар, в итоге, оказался явью.

– Что же побудило отправиться бедного Сенеку в мир иной?

Этот самоуверенный напыщенный женский голос, этот тон, эта манера. Столь же знакома, сколь и отвратительна. Раньше, он бы посчитал это далёким отзвуком, но сегодня…

– Не может быть! – со всей накопленной злостью вскрикнул Император, когда его взор упал на туманную фигуру немолодой женщины стоящей в углу комнаты, будто призрак в ночи.

– Ну почему же? Вполне может быть, мой дорогой и любимый сын.

Каждое слово, казалось, было пропитано гнусным ядом, так ненавистным римскому правителю. Он надеялся, что уже никогда не сможет услышать речь с уст этой предательница, с уст матери, ненавидящей собственного отпрыска.

– Агриппина! Ведьма, ты не можешь быть здесь! Тебя здесь не должно быть! – отчаянно закричал претеритант, подходя к женщине.

– Что же ты, мой дорогой Луций, не рад видеть собственную драгоценную матушку? Не рад видеть