Избранные труды. Том I - Олимпиад Соломонович Иоффе

2

По широко распространенному мнению, неосторожная вина заключается в несоблюдении определенных требований осмотрительности и внимательности, предъявляемых к участникам социалистического гражданского оборота. Поэтому и суть данной проблемы обычно усматривают в том, чтобы установить, какой именно объем требований осмотрительности и внимательности должен быть нарушен для признания наличия неосторожности в соответствующем поведении. В связи с этим и были выдвинуты различные критерии оценки неосторожной вины, подразделяемые в литературе на критерии объективного и субъективного порядка.

Большинство сторонников объективного критерия понимают пол этим средние требования осмотрительности, предъявляемые ко всем участникам социалистического гражданского оборота.

«К тому, кто нарушает уровень поведения, присущий среднему добросовестному гражданину социалистического общества, – пишет X. И. Шварц, – мы вправе обратиться с упреком: почему ты вел себя хуже, чем в подобных случаях должен был вести себя советский гражданин».[379]

«Для того чтобы освободиться от ответственности за ущерб, причиненный советской государственной или общественной организации или гражданину, для того, чтобы можно было признать наличие “случая”, т. е. невиновного причинения ущерба, – указывает Л. А. Лунц, – недостаточно, если причинитель ущерба докажет, что он действовал в меру своих личных способностей и знания дела. Критерием оценки поведения должника является объективная мера заботливости, которую в данных конкретных условиях должен применить советский человек, работник советского хозяйственного аппарата».[380]

«Неосторожность, небрежность, – отмечает Д. М. Генкин, – это отрицательная сторона положительного требования проявления необходимой заботливости, соответствующего внимания. При определении этой заботливости и внимания суд должен исходить из тех требований, которые мы вправе предъявить гражданину социалистического государства».[381]

Известные практические неудобства теории «среднего человека» социалистического общества не могли, однако, не заметить некоторые ее сторонники, так как в реальной жизни существуют не средние люди или, тем более, социалистические организации, а определенные индивидуальности с соответствующей культурной, образовательной, технической подготовкой, с известными навыками, опытом, физическим состоянием и т. п. Этого нельзя не учитывать на практике, а потому фактически приходится, как признает, например, X. И. Шварц, считаться «с особенностями индивида, как представителя возрастной социально-культурной прослойки», принимать во внимание такие обстоятельства, «как состояние здоровья (физического) причинителя, возраст его, уровень культуры и т. д.».[382] Кроме того, объективно средний критерий неизбежно приводил бы к освобождению от ответственности тех лиц, которые соблюли средние требования осмотрительности, но не приняли более серьезных мер, хотя и могли их принять в силу своей более высокой опытности, квалифицированности и т. д. На это обстоятельство обратил в свое время внимание Б. С. Антимонов, писавший: «От каждого гражданина социалистического общества можно и должно потребовать всего того, что он, конкретный человек, может дать для общества – не более, но и не менее. От каждого – по его способностям. Никакой скидки на сносное только поведение сделано быть не может».[383] Однако, выступая против категории «средних требований» или «среднего человека», Б. С. Антимонов предупреждает, что он не переходит на позиции субъективного критерия: «От каждого нужно требовать, чтобы он действовал со знанием предпринятого им дела, применяя ту заботливость к интересам социалистического государства и своих товарищей-сограждан, на которую он, живой конкретный человек, вообще способен в определенных условиях данного случая. Знание дела, о котором мы говорим, определяется не только субъективными свойствами данного человека, не только индивидуальными его качествами, но также свойствами самого дела. Здесь перед нами не средняя мерка, но несомненно объективный масштаб».[384]

Нельзя сказать, чтобы точка зрения Б. С. Антимонова была достаточно ясной. Если нужно учитывать и свойства самого дела, и индивидуальные качества лица, то такой критерий уже утрачивает объективный характер, ибо из свойства дела могут вытекать весьма высокие требования, но если по своим индивидуальным качествам лицо не в состоянии их выполнить, его, видимо, следует признать невиновным. Поскольку, однако, Б. С. Антимонов подчеркивает именно объективный характер выдвигаемого им критерия, остается предположить, что, по его теории, лицо должно сделать максимум того, на что оно способно, но, во всяком случае, не менее того, что вытекает из свойства выполняемого им дела. Но такой критерий не всегда применим практически. Если, например, операцию производит врач, то можно говорить, что он обязан сделать все, к чему он способен, но, во всяком случае, не менее того, что вытекает из характера самой операции. Но как быть, если в силу неотложных обстоятельств операцию вынуждена произвести медицинская сестра, не осведомленная обо всех действиях, которые должны быть при этом совершены? Здесь ýже и вовсе отпадает тот критерий («не менее того, что вытекает из свойства дела»), ценою которого можно было бы защитить объективную природу масштаба оценки неосторожного поведения, выдвинутого Б. С. Антимоновым.

Независимо, однако, от особенностей той или иной объективной теории неосторожной вины, самая попытка устанавливать виновность по одному лишь объективному масштабу предъявляемых к участникам социалистического гражданского оборота требований обречена на неудачу. Объективные требования проявления необходимой заботливости, внимания и т. п. общим образом выражены в законе. Они представляют собой нормативное правило, сформулированное в самом законе или санкционированное им. И если бы неосторожность заключалась в одном лишь факте несоблюдения требований правовой нормы, независимо от психического отношения к нему со стороны правонарушителя, то ни о какой вине как необходимом условии ответственности не могло бы быть и речи. Неосторожностью при этих условиях признавалось бы уже не определенное психическое отношение правонарушителя к своему неправомерному поведению и вызванным им последствиям, а самый факт правонарушения. А это означало бы не что иное, как воссоздание теории причинения в ее наиболее распространенном варианте: каждый несет риск ущерба, возникшего вследствие отклонения его деятельности от нормальных требований закона, от нормального (среднего или наиболее высокого) уровня.

Все эти соображения исключают возможность определения неосторожной вины при помощи только объективного критерия. Но этот анализ неосуществим и на почве одного лишь субъективного критерия, понимаемого в смысле объема таких требований, соблюсти которые данное лицо может в силу его индивидуальных особенностей. «В каждом отдельном случае, – пишет М. М. Агарков, имея в виду случаи ответственности за неисполнение обязательства, – выясняются конкретные возможности должника выполнить свои обязательства в данных конкретных условиях… В советском социалистическом гражданском праве господствует принцип конкретной вины и конкретного выяснения возможности исполнения для каждого должника».[385]

Но при таком подходе к понятию неосторожной вины утрачивает свое значение общая норма, общие требования советского закона, и уклониться от их соблюдения можно было бы ссылкой на свою, пусть даже доказанную, личную неспособность следования им. Вместо общенормативных требований советского закона, обязательными считались бы индивидуальные требования, меняющиеся для каждого участника социалистического гражданского оборота, ни о какой устойчивости которого при этих условиях не могло бы быть и речи. Вместе с тем субъективный критерий поощрял бы всякого рода отсталость и невежество, что в значительной мере ослабило бы воспитательное действие норм о гражданско-правовой ответственности и снизило бы их роль и значение в деле дальнейшего организационно-хозяйственного укрепления социалистических организаций, дальнейшего развития моральных и духовных сил и способностей советских людей, преобразования их морального и духовного облика в период постепенного перехода от социализма к коммунизму.

Объективная и субъективная теории неосторожной вины имеют то общее, что обе они исходят из необходимости установления определенного масштаба требований, нарушение которых дает основание считать поведение неосторожным, и расходятся лишь в выборе критерия, сообразно с которым этот масштаб должен определяться. Но это означает, что сторонники как первой, так и второй теории фактически рассматривают вопрос не о вине, а о противоправности поведения, так как вина предполагает выявление не только факта нарушения тех или иных требований, но и определенного психического отношения к этим действиям со стороны правонарушителя. Самое же смешение двух, хотя и взаимосвязанных, но не совпадающих, юридических понятий – вины и неправомерности поведения – обусловлено тем, что при их анализе не всегда учитывается различие в содержании критерия «мог», когда он применяется к этим понятиям. Проиллюстрируем нашу мысль на некоторых примерах из практики.

Во время перегона скота через железнодорожное полотно нога одной из коров застряла между рельсами в момент автоматического перевода стрелки. Перевести стрелку вновь для того, чтобы высвободить корову, было уже невозможно, так как с минуты на минуту в этом месте должен был пройти товарный поезд. Не представлялось также возможным задержать поезд при помощи