Избранные труды. Том I - Олимпиад Соломонович Иоффе

5. Взвесить и оценить конкретную обстановку, в условиях которой имели место соответствующие действия. Так, по делу Г., неосторожность которого суд усмотрел в том, что он сел в автомобиль с пьяным шофером, Верховный Суд указал: «…Прежде всего, неизвестно, знал ли Г. о том, что шофер пьян, и, наконец, если он даже знал об этом, мог ли он не воспользоваться автомобилем, находясь на расстоянии нескольких десятков километров от города». Решая вопрос о виновности Г., Верховный Суд исходил, следовательно, из учета таких конкретных фактов, как место и время, в условиях, которых Г. воспользовался автомашиной, впоследствии причинившей ему увечье, и пришел на этом основании к выводу о невиновности потерпевшего и потому неприменимости к данному делу принципа смешанной вины.[387]

Таковы основные, но далеко не исчерпывающие пути, идя по которым суд обеспечивает собирание доказательств для вывода о виновности или, наоборот, невиновности привлекаемого к ответственности лица. Важное место среди них занимает, конечно, и вопрос о характере объективных требований, которые не были соблюдены правонарушителем. Но, во-первых, они не являются единственным фактом, который принимается судом во внимание, а во-вторых, что особенно важно, этот факт служит лишь одним из доказательств о виновности, не становясь, однако, виною непосредственно. Не следует смешивать вину со способами ее доказывания. Подобно тому как средства доказывания определенного факта отличаются от самого этого факта, так и средства выявления вины правонарушителя не тождественны его виновности.

Вина есть психическое отношение к совершенному действию, а не самое действие. Специфика неосторожной вины заключается не в отсутствии такого отношения, не в том, что она есть, как иногда говорят, психическое отношение с отрицательным значением (будто это не одно и то же!), а в том, что она представляет собой сознательный психический акт, ограниченный пределами лишь абстрактного предвидения.

В том же направлении надлежит решать и вопрос о делении видов неосторожной вины по степеням – на простую и грубую неосторожность. Дело вовсе не в том, что при простой неосторожности не соблюдаются лишь максимальные, а при грубой – какие бы то ни было требования внимательности и осмотрительности. Названные обстоятельства выражают степень неправомерности, а не степень виновности поведения правонарушителя. К вине они имеют отношение лишь постольку, поскольку есть все основания считать, что чем более элементарные, простые, понятные каждому требования осмотрительности нарушаются, тем более конкретным становится предвидение правонарушителя и, следовательно, в тем большей степени он виновен. Так, нарушение железнодорожных правил, выразившееся в том, что Н. переходил полотно дороги в недозволенном месте, явилось доказательством его неосторожной вины,[388] а езду вдоль полотна железной дороги верхом на лошади суд рассматривал уже как доказательство грубой неосторожности потерпевшего,[389] ибо во втором случае вероятность опасных последствий была гораздо большей, чем в первом, и потому ее гораздо явственнее должен был представлять себе потерпевший. Однако для признания допущенной виновности неосторожностью простой или грубой нельзя ограничиваться только оценкой объективных требований, которые подверглись нарушению, но необходимо взвесить и оценить все обстоятельства дела, с непреложностью убеждающие суд в тяжести виновности правонарушителя.

Таким образом, различие между простой и грубой неосторожностью носит чисто количественный характер: чем более конкретным является предвидение возможных последствий, тем более тяжкой должна быть признана и степень виновности. Прав поэтому Г. К. Матвеев, когда он указывает, что вина, которая квалифицируется криминалистами как самонадеянность, в гражданском праве приобретает значение грубой неосторожности,[390] ибо при самонадеянности степень предвидения достигает максимально возможной на почве неосторожной вины конкретности. Нельзя, однако, согласиться с мнением Г. К. Матвеева, будто только самонадеянностью и ограничивается грубо неосторожная вина в ее гражданско-правовом понимании.[391] Вина может быть небрежной (в криминалистическом значении этого слова), и все же она становится грубой неосторожностью, когда по обстоятельствам дела суд придет к выводу, что она достигла необходимой степени конкретности.

Ввиду чисто количественного характера различия между простой и грубой неосторожностью, бесплодными были бы попытки искать более четкое их разграничение в виде какой-то абстрактной формулы, которая вместо оказания помощи судебно-арбитражной практике могла бы лишь дезориентировать ее. То же самое следует сказать и в отношении поставленного ранее вопроса о различии между неосторожной виной как основанием гражданской и уголовной ответственности.

Уголовное преступление качественно отличается от гражданского правонарушения, взятого в чистом виде. Что же касается характера самого по себе предвидения, которое необходимо для привлечения к уголовной ответственности, с одной стороны, и достаточно для возложения гражданской ответственности – с другой, то различие между ними является лишь количественным, а потому и может быть определено только на основе учета и анализа обстоятельств каждого конкретного дела.

3

Мы установили, что, в отличие от уголовного права, вина в праве гражданском подвергается трехчленному делению (умысел, грубая неосторожность, простая неосторожность), а также определили основные признаки различия между перечисленными видами виновности. Какое, однако, практическое значение такое подразделение видов гражданско-правовой виновности может иметь, если, как правило, ни объем, ни даже привлечение к гражданско-правовой ответственности не ставится в зависимость от степени виновности? Его практическое значение как раз и обусловлено теми исключениями, которые для данного правила установлены и которые имеют свое практическое обоснование.[392] Всю совокупность этих исключений можно было бы свести к трем основным группам.

Во-первых, в ряде случаев для возникновения гражданско-правовой ответственности недостаточно вины любой степени, а требуется либо грубая неосторожность (см., например, ч. III, ст. 151 ГК), либо даже умысел (см. ст. 149–150 ГК). Поэтому практически важно в соответствующих делах отграничить умысел от неосторожности (например, обман от заблуждения) и грубую неосторожность от неосторожности простой, а также последнюю от случая, если условием ответственности является вина любой степени.

Во-вторых, для постановки вопроса об освобождении от ответственности правонарушителя в договорных отношениях достаточно любой степени вины второго контрагента (по общему правилу ст. 118 ГК, не распространяемому, однако, на договорные отношения между социалистическими хозорганами), а в деликтных обязательствах необходим умысел или грубая неосторожность потерпевшего (ст. 403–404 ГК). В то же время просрочившая сторона несет последствия не только своего виновного поведения, но и случайно наступивших событий во время просрочки (см. ст. 121–122 ГК).[393] Ввиду этого возникает практическая надобность в отграничении умысла и грубой неосторожности от простой неосторожности, а при отсутствии просрочки – неосторожности от случая.

В-третьих, если потерпевший виновен, но его виновность, будучи достаточно тяжкой, все же не достигла той степени, которая исключает ответственность правонарушителя, получает применение принцип смешанной ответственности, в силу которого наступившие убытки распределяются между обоими лицами соответственно тяжести вины каждого из них (см., например, ст. 12 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 10 июня 1943 г. «О судебной практике по искам из причинения вреда»).[394] Для того же, чтобы иметь возможность учесть тяжесть виновности при смешанной ответственности, необходимо сопоставить вину причинителя и потерпевшего, опираясь на установившееся трехчленное деление вины в советском гражданском праве.

Не опровергают ли все эти, хотя и исключительные, но все же имеющие большое практическое значение, случаи наших утверждений в отношении ненужности для гражданского права применяемого в праве уголовном четырехчленного деления вины (см. п. 1 настоящего параграфа), а также в отношении презумпции виновности правонарушителя, которая, между прочим, обосновывалась ссылкой на то, что степень вины для ответственности по советскому гражданскому праву значения не имеет (см. § 2 настоящей главы)?

Хотя гражданско-правовая ответственность в некоторых случаях и наступает только при наличии умысла, однако, как видно из текстов соответствующих законов (см. ст. 149–150 ГК), последние имеют в виду лишь прямой умысел, который по своему характеру предполагает элемент намеренности и, следовательно, исключает возможность его смешения с неосторожностью в форме самонадеянности. Вместе с тем, как уже было подчеркнуто, грубая неосторожность не всегда совпадает с самонадеянностью и может заключать в себе небрежную вину, достигшую определенной степени. Поэтому, различая умысел, простую и грубую неосторожность, гражданско-правовое законодательство, как и судебная практика по гражданским делам, не испытывает надобности в особом выделении косвенного умысла и самонадеянности, подобно тому как это делается в уголовном праве, в соответствии со спецификой решаемых им практических задач.

Что же касается презумпции виновности правонарушителя, то перечисленные исключительные случаи не только не опорочивают, а, наоборот, усиливают нашу позицию, ибо эта презумпция действует лишь