Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

человеческий с Богом, имеет значение только для людей, стремящихся к этому примирению и ставящих себя в такие отношения к Иисусу, которые позволяют ему включить их в число тех, заступником которых он выступает. Такие отношения могут быть установлены лишь посредством веры, веры в Иисуса Христа.

Менее всего значения в этой вере имеет акт интеллекта, благодаря которому Павлово понимание дела спасения через Христа кажется правильным; главным моментом является акт воли, в силу которого человек возлагает все свое упование на Христа, благодарит Его за Его жертву тем, что всецело отдает себя в Его руки, хочет зависеть только от Него, умоляет дозволить Ему считать себя Его рабом. Имя «Господь», которое в Ветхом Завете принадлежит исключительно Богу, у Павла становится любимым наименованием Иисуса; оно кажется ему более важным, чем имя Мессии-Христа, и, конечно, его было более легко объяснить и сделать плодотворным в нравственном отношении для эллинских слушателей Евангелия. Но Павел знает, что всякое имя и всякая формула содержат лишь часть истины. Вера зовет Христа Господом не в обыкновенном смысле этого слова, она сознает себя освобожденной этим Господом не для того, чтоб подпасть новому рабству: этот «Господь» требует от своих служителей лишь одного — чтобы они воспринимали последовательно Его дух, Его невинность, Его величие, чтобы они все более и более соединялись с Ним и тем самым становились все вместе единым целым, членами одного тела, главой которого является Он, Христос. Мистическое понимание Христа, для которого изложенное является исходным пунктом, не знает границ: верить во Христа — значит быть во Христе. Пространственное сосуществование берется в буквальном смысле — душа верующего либо находится на небе вместе с преображенным Спасителем, либо Его дух, бесконечно делимый, нисходит на землю в души верующих. Сделаться верующим — значит пережить с Христом Его смерть, Его воскресение, Его вознесение на небо одесную Отца. Это развитие вероучения есть процесс обожествления, возвышенно описанный во втором Послании к Коринфянам III, 18: «Мы же все открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся (уже теперь на земле!) в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа». Если человек так тесно слился с возлюбленным Сыном Божьим, то как мог он испытывать еще страх перед Богом, и что могло нарушить его мир?

Мысли о предопределении. Чувство уверенности в спасении достигает у Павла полной непоколебимости вследствие его учения об избранных благодатью: каждый верующий, по предвечному решению Божьему, предназначен к спасению; новая потеря приобретенного была бы так же невероятна, как неисполнение Божественного плана или как ошибка премудрого Божества. Те же, кому недоступна вера и потому вечная жизнь, которой нет вне Христа, не имеют права жаловаться, так как в смерти они получают лишь то, что заслужили своими делами. Так как эти люди, после того как они заслуженно обратились в ничто, перестают существовать даже и для нашего сожаления, то учение Павла о предопределении лишено черты жестокости, свойственной учению позднейших отцов церкви; оно служит только могучей опорой веры во спасение для сознающих себя едиными с Христом. Но не может ли быть это знание самообманом? Для веры Павла ни в коем случае: признаки перерождения прежнего раба греха в носителя Христа были слишком несомненны. Мы еще можем сомневаться в том, прощены ли нам грехи, считает ли Бог нас вполне оправданными, но не может в нас возникнуть сомнение в том, приняли ли мы Дух Христа. Его присутствие обнаруживалось различным образом, так, например, в силе творить чудеса, в даре исцеления, в способности говорить на разных языках, в способности исцелять, в откровениях, во всяком случае, способами, прямо противоположными всем плотским свойствам человека. В то время как в плотском человеке гнездится грех и бушуют низкие страсти, слугу Христа охватывает радостное стремление к добру: он может только идти по стопам Христа, творить волю Божью — «благую, прекрасную и совершенную» (Послание к Римлянам, XII, 2).

Антиномизм. Еврей христианин вставил бы здесь: да, конечно, наконец-то творить волю Божью, исполнять его закон! Но возмущенный Павел ответил бы ему: для свободы были вы освобождены Христом, а не для того, чтобы вы снова отдались в рабство. Сначала его точка зрения поражает, ибо почему же исполнение закона, в котором Бог открыл Свою волю, является для человека недостойным рабством, если он так гордится быть рабом Христа, т. е. Бога. Но диалектика апостола логична. Подчинение закону, исполнение заповедей обозначает во всей ему известной истории религии лишь стремление достигнуть собственными силами справедливости и спасения. Но в той религии, в которой прощение грехов, способность творить добро, достижение жизни и блаженства выводятся из смерти Христа, в этой религии, на знамени которой значится «един Христос», нет места для такой справедливости закона. Если бы она (эта справедливость, основанная на одних законах) была в состоянии привести хотя бы одного человека к блаженству, тот не нуждался бы во Христе, и тем самым была бы нарушена абсолютность спасения во Христе. Павел не допускает даже никаких «или-или», например, возможности спастись верой и исполнением заповедей, ибо этим снова было бы разрушено величие дела Христа и оно свелось бы на степень одного из многих факторов, содействующих нашему спасению. Павел, энергично порицавший в послании в Колоссы возникшее там стремление допустить культ ангелов или иных неземных сил, на основании того что для истинно верующего может существовать только один Господь, благодаря Которому существует все и мы в частности, должен был исключить и господство старого закона рядом с господством Духа Христова. Из учения Писания о всеобщей греховности человечества для Павла с очевидностью следует, что закон до пришествия Христа не был в силах способствовать осуществлению его требований людьми. И он совершенно не может понять, почему этот бессильный закон после пришествия Христа, когда для всего человечества наступила эпоха расцвета сил, должен представлять в религии необходимый двигатель. В таких костылях нет больше необходимости, так как через посредство Христа все научились свободно ходить. Из затруднения, созданного принадлежностью закона к священному Писанию, Павел выходит при помощи смелого шага: конечно, закон Моисея со всеми его условными заповедями заключает в себе откровение Божье и, как всякое откровение, указывает на великое предпочтение Богом народа израильского, но Бог дал этот закон, вовсе не предполагая, что он будет исполнен, а, напротив, для того, чтобы этой, им заранее постигнутой неисполнимостью закона Моисеева вызвать в евреях горячее ожидание Спасителя. Историческое назначение закона Моисея заключалось именно в том, что он воспитывал людей