Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

мстительность, тщеславие и др. — лишь медленно стушевывались перед новым духом, и боролся с этим неутомимо своею проповедью. От него не укрылись и некоторые печальные явления, характеризовавшие переход к новой вере: праздность, обусловленная ожиданием конца света, соперничество между различно толкующими Писание, высокомерие тех, кто себя считал отмеченным Духом Святым. Но другой опасности, вытекающей из его учения о таинствах и проявившейся в Коринфе, он не заметил, а между тем там некоторые жители принимали крещение вместо своих умерших родственников, думая сообщить таким образом усопшим благодать крещения, наделяющую Духом Святым и открывающую доступ в Царство Божие. Это суеверие, которое легко было приукрасить на основании теории заместительства апостола, прямо противоречило основам христианства: разве мог религиозный и нравственный поступок одного человека иметь значение для другого, не только не совершившего его по сердечному влечению, но даже ничего о нем не знавшего, и это в христианском учении, где все ценится лишь как проявление душевной склонности.

«Посев для будущего» — было лозунгом и здесь. Сила Духа древних общин проявлялась больше в новых, необычайных и героических подвигах, чем в постепенном поднятии общего уровня нравственной жизни. Мужественная приверженность к новой вере там, где ненависть евреев вызывала гонения; настоящая жажда мученичества, как об этом свидетельствует римское послание Игнатия; большие пожертвования на дела милосердия, подвиги самоотречения, как, например, решение одной молодой супружеской четы провести, соблюдая девство, совместную жизнь, чтобы не сделать уступок плоти и миру, — все это ярче выступает в картине древнего христианства, чем то, что заключалось в требовании Павла: «если кто во Христе, то должен стать иным существом», т. е. полное пересоздание всего человека согласно идеалу.

VI

РАЗВИТИЕ ТЕОЛОГИИ ПАВЛА В ЭПОХУ ДВУХ БЛИЖАЙШИХ ПОКОЛЕНИЙ

Следы учения Павла во всей теологии древнейшей церкви. Литературное наследие двух поколений, следующих за Павлом, которые с некоторым правом можно было бы еще отнести ко временам апостольским, указывает прежде всего на громадное, страшное влияние одного человека на массы. Каждое, даже небольшое литературное произведение следующей за Павлом эпохи носит на себе, хотя и в различной степени, следы влияния Павла. Рядом с этим, однако, ненависть, с которой ему приходилось бороться при жизни, не пощадила его и после смерти: романы псевдо-Климента, основное ядро которых возможно считать весьма древним, рисуют в лице мага Симона, которого отовсюду изгоняет и в конце концов побеждает истинный посланник Божий Петр, карикатуру на Павла. Апокалипсис Иоанна (около 95 года) исполнен еврейского духа, даже в незаимствованных из еврейских источников местах; окраска высказанных там упований — бесспорно еврейская. В послании Иакова (около 130 года) опровергается учение о возможности спасения лишь посредством веры, как противоречащее разуму и Писанию на том основании, что верою могут обладать и демоны; «вера и дела» — вот что должно служить обязательным руководством для истинно верующих. Здесь непонимание Павла столь же грубо, как его осмеяние у псевдо-Климента. Но просвещение язычников и отмену закона Моисеева все приняли от него молча и без возражений. Влиянием Павла объясняется и данное в Апокалипсисе определение новой религии как веры во Христа и содержащееся в нем учение о том, что Христос не только Царь царствующих и Господь господствующих, но начало и конец всего, Первый и Последний.

Влияние учения Павла на синоптические Евангелия. Дружественнее относятся к теологии Павла все три синоптические Евангелия. Толкование смерти Иисуса как искупления за многих, слова вроде слов Марка (13, 10): «всем язычникам прежде должно быть проповедано Евангелие», — вполне совпадают с программой Павла. Еще более соответствует духу Павла сообщение о храмовой подати, уплаченной Иисусом за Себя и Петра ради того только, чтобы не вводить в соблазн, хотя они, как «сыновья», были от нее освобождены (17, 24 сл.). Лука же всегда считался несомненным учеником Павла. Некоторые остатки еврейских взглядов у синоптиков, как у Луки 16, 17, у Матфея 5, 19, против которых Павел стал бы, наверное, возражать, доказывают скорее то, что во время редактирования Матфея и Луки к таким словам, как к словам о неприкосновенности каждой йоты закона, не относились серьезно; практически этот вопрос был давно решен.

Послания, приписываемые Павлу. Во всех писаниях, приписываемых Павлу, к которым, кроме псевдо-Павловых посланий и посланий к евреям и к Варнаве, принадлежат также и первое послание Петра, и первое послание Климента, значительно преобладает влияние воззрений Павла над способностью и потребностью собственного теологического творчества. Некоторое расширение учения Павла содержится, правда, в учениях, подобных содержащемуся в первом послании Петра и говорящему о сошествии Иисуса во ад, или в послании Варнавы с его решительным антииудаизмом, изгоняющим из закона Моисеева при помощи толкования путем самого смелого аллегоризирования все предписания ритуала, так что Христу, согласно этому произведению, приходилось отменять не самый закон, а лишь вводить более духовное понимание Писания вместо буквального узкоеврейского. В общем, однако, эти авторы хотят лишь обсудить местные интересы своих общин, своего времени и свои личные взгляды по методу Павла и с его точки зрения. В конце этого периода, когда усилился интерес к посланиям Павла, развилось нечто вроде фразеологии Павла, странно перепутанной иногда с другими типами фразеологии. Мотивы для составления писаний были чаще всего практические, диктуемые желанием поддержать товарищей по вере в споре за истину с еврейскими или языческими противниками, или дать им оружие в руки для защиты их религии от нападений извне, или способствовать поддержанию в общине спокойствия, порядка и строгости нравов наряду с чисто-христианскими добродетелями, или, наконец, — таковы были поучения апостолов — сопоставить в простой форме, наподобие катехизиса, краткий перечень всего того, что должен знать истинный христианин о нравственных обязанностях, о богослужении, об устройстве общин, причем часто упоминалось о небесном воздаянии.

Четвертое Евангелие. Все же одна оригинальная личность встречается в этой группе несамостоятельных работников; это — тот неизвестный, который написал четвертое Евангелие и, вероятно, также первое послание Иоанна. Не подлежит никакому сомнению, что эти два произведения возникли во II веке в Греции и были приписаны переселившемуся в Азию апостолу Иоанну. Несомненно также, что их, как завещание любимого ученика Христа, познавшего сердце своего учителя, хотели представить как истину высшего порядка. Их характеризует частью некоторая зависимость от древнейших Евангелий и от Павла, частью некоторая противоположность им, но не враждебная, а в смысле дальнейшего окончательного разъяснения сокровенного. Характерно для составителя то, что он делает эти разъяснения иносказательным языком, что для не вполне посвященного в него читателя многое является загадкой; простая и образная