Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

речь сливается, факты служат лишь для доказательства мысли, а частые повторения и резкие переходы от одной темы к другой увеличивают еще более чуждое своеобразие торжественного монотонного стиля. У «теолога» Иоанна мы находим дальнейшее развитие мыслей Павла; он говорит о евреях только в третьем лице, как о приверженцах чуждой религии, хотя по своему происхождению он, несомненно, принадлежит к ним.

Всякие рассуждения о значении Моисеева закона, с его точки зрения, излишни, так как вся благодать исходит от Христа и зависит от веры. По-видимому, Иоанн еще больше, чем Павел, настаивает на спиритуализме, презрении к плоти и ко всему тленному. Наиболее важные в историко-религиозном отношении следующие пункты: Иоанн с тонким тактом устраняет большую половину теологических конструкций Павла, которые, являясь настоящими плодами еврейской учености, скорее должны были оттолкнуть, чем привлечь эллинскую мысль, а именно: учение об умилостивлении Бога посредством искупительной смерти Христа, о заместительстве Христа, об отношениях между Христом и грехом. Тем энергичнее защищает он мистическую веру в Христа: Христос в нас, и мы в нем подобно виноградным лозам в винограднике. Эту Христову методику он развивает и дальше, доходя до воззрений, близких к пантеизму, и до убеждения, что в мире почти нет места для действительного существования зла.

С другой стороны, однако, он облегчает читателю возможность представить себе вознесенного Христа торжественно восседающим одесную Отца и в то же время наполняющим сердца верующих. По учению Иоанна, воскресши, Христос оставляет на земле Своего заместителя — Параклета, небесного духа-помощника. Хотя Параклет не будет ничего черпать из себя, а получит все от Сына, он все же является принципом прогресса, так как он будет провозглашать в свое время то, что Христос изначала не счел нужным сообщить человечеству. Идея эта имела громадное значение; она оправдывала все дальнейшее развитие христианства в будущем, приспособление его к новым истинам. С точки зрения неизвестного автора разбираемых произведений, исторический Иисус, т. е. Иисус синоптических Евангелий, не сказал еще последнего слова откровения. Эсхатологических тенденций у Иоанна не замечается; время исполнения пророчества наступило уже в данный момент для всех обладающих Христом; это завершение, как нечто духовное, как полное слияние с Богом — «лицезрение Бога», не связано ни с каким определенным местом: вера и надежда здесь почти совершенно сливаются воедино.

Христология Логоса. В учении о Христе Иоанн идет дальше Павла, приближая Христа к Богу; «все, что принадлежит Отцу, принадлежит и Мне», — говорит у него странствующий по земле Иисус, а также «Аз и Отец едино есмы». Одновременно с этим Иоанн придает еще не воплотившемуся Сыну Божию новое значение в небесной иерархии: Он есть «Логос», не только первенец среди многих братьев, но единственный («единорожденный»), не только первый из созданий, но Тот, Который уже существовал изначала: божественная премудрость, мировая идея; не только идеал человека, но жизнь и свет, изначала у Бога пребывающий, сам — Бог. Однако Отец есть «Бог вообще», а Иисус — просто Бог. Неустанно повторяется, что все, чем обладает Иисус, Им получено от Отца, что Он послан Отцом в мир для того, чтобы тем людям, которые не всецело принадлежат миру, а наделены некоторыми свойствами Логоса, свидетельствовать об Отце, чтобы этим путем людьми овладела любовь высшего порядка, подобная той, которая существует между Отцом и Сыном. Иоанн неохотно принял бы установленный позднее в Никее догмат единосущности Отца и Сына, так как ему необходимо было удержать различие между Ними, разницу, существование которой только и объясняет ему земную жизнь Логоса. Бога никто никогда не видал, и для того, чтобы люди могли найти путь к Богу, Логос, познавший Отца, как Самого Себя, и по Своему существу не столь удаленный от видимого мира, обязанного Ему своим существованием, должен был стать плотью, жить среди нас и показать нам Свою славу, через которую просвечивает полное величие Отца. Иоанн сделал громадную уступку эллинской мысли, введя понятие о Логосе, заимствованное им из греческой философии. Это построение внушало уважение крупнейшим из греческих философов, которые насмешливо относились к еврейским разрядам ангелов и войскам демонов. Простота, с которой Иоанн лишь констатирует воплощение идеи (собственно говоря, воплощение Божества в той Его части, которая обращена к миру, мирового плана, как объекта Божественного восторга и субъекта Божественной созидательной деятельности), без размышления о способах этого воплощения и сомнения в возможности его, носила более величавый отпечаток, чем подделывающаяся под народные вкусы греков полурационалистическая, полумифологическая попытка Матфея и Луки объяснить дуализм Христа, его Богочеловечность, из акта Его происхождения. Если Христос есть главный объект христианской веры и высота религиозного учения определяется высотой Его объекта, то Иоанн своим учением о Логосе смелее всех защищает божественность христианской религии; его теория Логоса не позволяла ему в то же время забывать, что для нас нужны не только всемогущество, правдивость и справедливость в нашем Боге, но что прежде всего и более всего для нашей религии и нравственности необходима любовь.

Идея о троичности. Иоанну принадлежит и мысль о триединой ипостаси Бога; у него, начиная с главы 14, 16, рядом с Отцом и Сыном-Логосом, как полный заместитель возвратившегося к Богу Сына человеческого, выступает Параклет, дух Истины, от Отца исходящий и невидимым образом продолжающий в мире дело Сына; таким образом, здесь перед нами уже готовое учение о троичности в лицах, в ней мы познаем или чувствуем божественность, на ней зиждется наша вера, на нее направлены все наши надежды, к ней мы обращаемся в наших молитвах. Мы не должны удивляться тому, что вскоре стали крестить во имя Отца, Сына и Святого Духа вместо первоначальной формулы во имя Господа Христа. Бог христиан стал триединым, чем-то средним между монотеизмом Ветхого Завета, как его признавал сам Христос, с одной стороны, и политеизмом язычников, равно как и пантеизмом современной философии — с другой. Как бы мы в данный момент ни оценивали развитие понятия о божестве от Иисуса до Иоанна, нельзя отвергнуть свидетельства истории о громадном вреде, принесенном им религии в лице христианства. Невозможность мыслить этого триединого Бога приковывала умы к метафизическим мудрствованиям, которые вряд ли могли способствовать развитию религии и этики. Главенствующее место снова заняли вычисления и диалектическое остроумие, которые Иисус хотел изгнать из религии, как торгашей из храма; снова вопросы о сборах с мяты, укропа и тмина вытеснили сущность откровения — свободное наслаждение религиозным миром и радостную работу достижения нравственного обновления.

Преимущество образа Христа, данного Иоанном, перед образом, данным Павлом. Павел положил начало обожествлению Христа; оно создалось благодаря роковому,