Кинематограф Эйзенштейна. От «Стачки» до «Ивана Грозного» - Дэвид Бордуэлл

мелодии, а большие сцены-картины часто сопровождает хор. Когда мелодия возвращается, она напоминает и о действии, и о тексте. Поэтому в финальной сцене, где процессия несет погибших русских, звучит марш, основанный на песне «Мертвое поле», в которой сначала оплакивалась смерть возлюбленного. Мелодия возвращается, когда псковитянки, чьи мужья и дети погибли от рук немцев, нападают на предателя Твердило. Таким образом, повтор мелодии обобщает образ народного гнева. Кроме того, длинные мелодии дают Эйзенштейну возможность продлевать и усиливать такие моменты визуальным развитием. Прокофьев говорил: «Уважение Эйзенштейна к музыке так велико, что в иных случаях он готов был и „подтянуть“ пленку со зрительным изображением вперед или назад, лишь бы не нарушить ценность музыкального отрывка» [506].

В «Невском» также есть примеры звукозрительного монтажа. В сцене в Пскове, о которой говорилось выше, благодаря сочетанию монтажа и тактовых линий музыки совпавшие музыкальные, зрительные и монтажные акценты выделяют определенные моменты – клубы дыма, епископа, который поднимает голову, отшатнувшихся женщин и упрямую позу отца Василисы.

Еще одна эффектная сцена – прибытие Александра в Новгород. Когда он призывает взяться за оружие, мерно звонит колокол, который сопровождает сначала его речь, затем речь Игната и купца, а затем сливается с криками толпы. Тогда начинается песня («Вставайте, люди русские»). Сочетание метрического и ритмического монтажа готовит подъем патриотических чувств. Звонят колокола, люди машут факелами, длина каждого кадра соответствует одному или двум тактам, иногда склейка совпадает с началом новой фразы, а иногда попадает на второй, более сильный акцент такта. В этом отрывке упор делается на единение народа и Александра.

Пока люди готовятся к битве, музыка отходит на второй план, но действия и диалоги персонажей все равно совпадают с основными акцентами и мелодическими фразами. Вскоре хор делится на две части для создания тональных ассоциаций. Женские голоса сопровождают облачение в доспехи Василисы («Поднимайся, встань, мать родная Русь»), мужские – сватовство Гаврилы и Василия к Ольге («За отчий дом…»). Последний монтажный стык на звуковой дорожке приходится на конец эпизода. Едва заканчивается песня «Вставай», как орган начинает исполнять зловещий гимн немцев.

Эйзенштейн считал сцену Ледового побоища главным экспериментом фильма (ее снимали первой, летом 1938 года). Она служит пиком темы доблести Александра и патриотизма народа. Стилистически это прекрасная антитеза «Петру Первому». Гладко снятая батальная сцена в нем полагается на механическое воздействие на эмоции и создана по образу подобных сцен в «Атаке легкой кавалерии» Майкла Кертица (Charge of the Light Brigade, 1936). Эйзенштейн обращается к стилизации и жертвует складностью и реалистичностью в пользу героики народного эпоса. Это один из немногих фрагментов, где не используются монтажные узлы, но Эйзенштейн находит другие способы для создания орнаментальной простоты.

Эйзенштейн стремится передать «физиономию боя», его этапы [507]. Тиссэ говорил, что появление рыцарей на горизонте было снято в рапиде, выход на средний план – на обычной скорости, а атака на первом плане – на скорости 14 кадров в секунду [508]. Этапы битвы также отмечены резкими перерывами на звуковой дорожке. На первом этапе, например, быстрое остинато Прокофьева ускоряется, когда немцы скачут по льду, но когда они врезаются в отряд Василия, музыка просто замолкает, и мы слышим натуралистичные звуки боя. С крика Александра «За Русь!» начинается совместная с Гаврилой атака с целью взять врага в тиски, и ее сопровождает бодрая мелодия. В этом месте натиск русских передается шестикратным повторением одной и той же фразы.

В разгар битвы музыка внезапно обрывается, и до тех пор, пока Василий не бьет по шлему немца, преобладают диегетические звуки. Тогда внезапная склейка с русским оркестром создает скачок в новое настроение – музыканты играют победную мелодию. После еще одного резкого монтажного стыка мы слышим, как немецкие горнисты дают сигнал построиться в неприступный круг. Этот маневр, который представляет собой новое препятствие для русских, сопровождает музыка.

Диегетический звук возобновляется и сопровождает попытки русских прорвать ряды немцев. Гаврило закрывает собой Александра, и его пронзают копьем. Когда Александр въезжает на позиции немцев и вызывает магистра на бой, снова звучит музыка. В этом фрагменте нет диегетического шума, новые музыкальные темы ритмично имитируют лязг мечей. Побежденного магистра уводят. Александр издает победный клич, сумбурное отступление немцев снова сопровождает естественный звук.

Но на этом звукозрительный монтаж не заканчивается. Церковный шатер захвачен, монаха оттаскивают от органа, но он успевает издать несколько последних протяжных нот. Игнат рубит шест шатра, с этого начинается новый музыкальный фрагмент – бодрое русское аллегро, которое мы слышали во время атаки Александра, теперь сопровождает отступление немцев. Наконец, когда захватчики разбегаются по льду озера, лед трескается под звуки тимпанов, малого барабана и цимбал, и враги тонут. (В ироническом ключе повторяется начальная строчка гимна.) Под водой скрывается последняя жертва (6.34), в затихающем клокотании тромбона слышится немецкий гимн, этим моментом и Дисней гордился бы.

Вся сцена заслуживает дополнительного изучения. В ней используются музыкальные мотивы, которые уже встречались по ходу фильма, в том числе связанные с Плещеевым озером и русской землей. За первой атакой немцев, снятой с очень дальнего плана, следует ряд композиций, которые предвещают окружение тевтонцев. Битва приобретает динамичность за счет ускоренного движения, обратной съемки и ручной камеры (эти приемы, судя по всему, повлияли на то, как Орсон Уэллс снял бой в «Фальстафе» [Chimes at Midnight, 1966]). На ракурсах сверху видно, как русские теснят немцев, волна черных фигур накатывается на массу белых. Статные богатыри Эйзенштейна, словно сошедшие со страниц Гомера или Мильтона, периодически оказываются в изолированном пространстве. На заднем плане копья, на переднем – лязгающие мечи (6.60), а воины не сходят с места, спокойно разговаривают между собой и ритмично наносят удары по невидимому противнику [509]. Визуальная стилизация, внезапные переходы с музыки на диегетический звук и эффектные скачки́ в новое качество отличают этот бой от отшлифованных, но относительно невыразительный военных сцен Петрова в «Петре Первом».

6.60

Сценарий Эйзенштейна заканчивался тем, что Александр пытается обмануть монголов, обещая вступить в Орду (как ему предлагают во второй сцене фильма). Его отравляют, он умирает, ему воздают почести крестьяне. Но этот финал не одобрил Сталин: «Не может умирать такой хороший князь!» [510] Режиссер намек понял. Он сравнил своего героя с «величайшим стратегом мировой истории» Сталиным [511]. Фильм возродил интерес к Александру Невскому, его именем назвали орден, которым награждали военных. Хрущев, возможно под влиянием ночных кремлевских показов, на которых он должен