О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн

«Жестокое слово: добрая война. Будьте внимательны! Сила, не достигшая своей цели, опустошительна, разрушительна, она бы так никогда и ни перед чем не остановилась, если бы не было слабых, если бы не было жертв, готовых принять ее удар на себя.

Это прошло, так было нужно. Зло, совершив свое дело, уже не может восстать. Жертва берет на себя весь его ужас. Гонитель находит гонимого, и смерть насыщена…

Слабый будет прославлен. Агнец не будет больше заклан на алтаре. Этой войне следовало быть. Горькая чаша уже наполнена. Не дрогните! Насколько она горька, настолько она полна Божественным Напитком, Вечным Покоем.

Тот, кто думает, что сила в нем самом, обойден. Сила в немощи — это Он. Слабый — нежный первенец, живая жертва. Разрушительная сила проклята. Слабый прославлен, и сила Господа живет в нем. Глаза мира видят его слабым, но суд Господа называет его сильным, потому что он не берет оружия и не убегает, он не сопротивляется там, где на лбу у победителя горит знак. И Небо превозносит слабого».

Какая точность в выражениях. При первом чтении может показаться, что это стоицизм св. Фомы Аквинского: Бог специально создал палачей, чтобы у нас был героизм жертв. Но здесь совсем другая схема: некоторые выбрали быть палачами, а чтобы их деятельность прекратить, нужно, чтобы их ненависть была кем-то «взята на себя», исчерпала себя в жертвах. Слабый силен в глазах Господа именно потому, что он, как Христос, «не берет оружия», «не убегает», не «сопротивляется». И чтобы сыграть эту роль, столь необходимую для «остановки» сил зла, его сила — это Он, Христос.

Вот комментарий Гитты, в котором мы находим любопытный «предостерегающий» сон, как и у компьеньских кармелиток:

«Меня занимает это учение о роли слабого. Оно поднимает столько вопросов, на которые я не могу ответить. Почему Жозеф без сопротивления пошел в лагерь? Почему никто из троих моих друзей не согласился принять поддельные документы, которые так легко было получить и которые, вероятно, помогли бы им спастись? Была ли их судьба в том, чтобы стать жертвой? Это напоминает мне о том сне, который Ханна и Жозеф увидели в одну и ту же ночь в Нюрнберге, когда учились там:

Ханна, одетая по средневековой моде, увидела себя, бегущей по улицам старого Нюрнберга за телегой, на которой Жозеф, связанный, ехал на казнь. Жозеф, со своей стороны, увидел во сне ту же ситуацию: себя на телеге и Хану, бегущую в отчаянии сзади.

Я спрашиваю себя, продолжает Гитта, не приняли ли они уже давно эту роль „слабых“, и не влияет ли это сейчас на их судьбу. Я не нахожу никаких ответов на эти вопросы, которые столь тяжелы, что я не хочу пока давить их тяжестью на Ханну»[308].

Первым арестовали и депортировали Жозефа. Ханна ужасно страдала, не имея о нем никаких новостей. Так что ее ситуация вполне соответствовала ее положению в том «сне». Конечно, можно пуститься в эзотерические объяснения, вспомнить о прошлых или параллельных жизнях, о родственных душах и т. д. Я уже говорил подробно о всех таких гипотезах и о всем сложном комплексе противоречивых знаков в своей книге «Расслышать умерших»[309].

Но, какую бы гипотезу мы тут ни приняли, все равно непонятно, чем же объяснить, почему эти крупицы жизни были даны им во сне, в одну и ту же ночь, во сне Ханны и во сне Жозефа, в Нюрнберге. Нужно, конечно, признать, что эти образы «прошлого» были посланы им из мира иного как возвещение будущего, приготовление, знак судьбы. Но роль этого сна можно лучше понять, если мы согласимся, что речь идет просто о сне-предупреждении, или даже о настоящем сновидении. Средневековый костюм вполне можно объяснить влиянием старых домов Нюрнберга. Содержание сна или сновидения — всегда довольно сложная конструкция.

Итак, похоже, что Ханне и Жозефу заранее возвестили об их судьбе, возможно, затем, чтобы вызвать в них, более или менее сознательно, начало принятия, чем и объяснялось впоследствии их относительная пассивность перед надвигающейся катастрофой.

Элизабет Кюблер-Рос, великая пионерка в области изучения феноменов, возникающих на границе жизни и смерти, утверждает с уверенностью: все дети, которым предстоит рано умереть, знают об этом заранее и выражают это, как правило, через рисунки, стихи, высказывания, которые становятся понятны другим уже гораздо позже. Похоже, что эти дети как-то узнают о своей судьбе, и что это знание пытается заявить о себе через их подсознание, вплоть до явных знаков, оказывающихся аллюзией на него[310]. Иногда на конференциях, в которых принимали участие родители, потерявшие детей, мне тоже говорили о таком механизме, подтверждая его правоту. Некоторые родители через несколько лет после ухода своего ребенка признавались в конце концов: «в глубине души мы всегда это знали и в самой глубине себя самих всегда принимали».

В Будапеште однако подготовка не привела к энтузиазму, как в случае с компьеньскими монахинями. Ангел почувствовал, что время поджимает. Если они откажутся от жертвы, попробуют ее избежать, то это будет для них поражением, духовным поражением, и для них самих тоже. Запись от 7 апреля 1944:

«Мы приветствуем вас — вас четверых. Хор ангелов несет сообщение — распространите его! Крест — не знак смерти! Умрите с ним — и будете жить вечно! Вы не можете избежать креста, потому что ваша задача — совершить его знамение… Или мы погибнем с вами, или очистимся с вами».

В самый последний момент Гитта сделала все, чтобы они смогли избежать этого. Но Ханна и Лили дали себя арестовать, из страха, как бы нацисты не набросились на Гитту. Именно у нее хранились все документы, именно ей предстояло выжить. Ханну и Лилил депортировали в Равенсбрюк. Одна их соузница по лагерю, которой удалось спастись, рассказала потом Гитте, что «Лили в лагере излучала такую любовь, что многие соузницы охотно соглашались идти в самые тяжелые наряды туда, где она работала, чтобы оказаться в ее укрепляющем всех присутствии»[311].

Может быть, именно для этого им и нужно было попасть в Равенсбрюк, ради этой любви, излучения которой выходят далеко за пределы лагеря.

Облученные из Нагасаки

В Японии было всего два города, в которых христиане образовали относительно значимые общины: Хиросима и Нагасаки. Именно эти два города были уничтожены атомными бомбами во время Второй мировой войны. Для Нагасаки речь шля о вторичном выборе. Бомба предназначалась главным образом для Кокуры.