Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

9 февраля 2001 года Мейер и его коллега, Фрэнсис Клайнс, опубликовали на первой полосе[1304] «Таймс» статью под заголовком «Раковые обезболивающие грозят новой волной злоупотреблений». Саклеры в этом материале не упоминались, но он рисовал тревожную картину: «Полицейские детективы в десятках сельских областей восточных штатов сбиваются с ног, сражаясь, по их словам, с растущей волной злоупотребления мощным обезболивающим, которое назначают пациентам на терминальных стадиях рака и другим людям с острой болью». ОксиКонтин, как выяснилось, был хитом не только на официальном, но и на черном рынке. Мейер и Клайнс выявили случаи злоупотребления, передозировки и нелегальной торговли ОксиКонтином в Мэне, Кентукки, Огайо, Пенсильвании, Вирджинии, Западной Вирджинии и Мэриленде.

* * *

К тому времени, как Барри Мейер начал писать о Purdue, компания переехала в новый офис. Когда она переросла штаб-квартиру в Норуолке, Саклеры купили современное здание в Стэмфорде, штат Коннектикут, с видом на шоссе 95. Его просторные разновеликие этажи с фасадами из темного стекла, поставленные друг на друга, вместе образовали сооружение, напоминавшее формой древний храм – зиккурат.

В самой компании царила атмосфера, которую можно было назвать головокружением от успехов. «Наверное, никто из нас не думал, что она станет тем, чем стала, – вспоминал один бывший руководитель Purdue, поясняя, что метод рекламы ОксиКонтина напрямую врачам сработал гораздо лучше, чем кто-либо мог надеяться. – Нам пришлось бешено наращивать производство, – продолжал он. На заводе Purdue в городке Тотова, штат Нью-Джерси, изготовление таблеток[1305] шло круглосуточно, в три смены. – Мы задирали цены, – с удовлетворением вспоминал администратор. – А он [ОксиКонтин] все равно продавался».

Если первоначальный успех ОксиКонтина и беспредельное богатство, которое он принес, и превосходили самые безумные мечты Ричарда Саклера, то очень скоро он эти мечты пересмотрел. Однажды в 1999 году Майкл Фридман направил Ричарду электронное письмо, в котором информировал его, что теперь препарат приносит по 20 миллионов долларов в неделю. Ричард тут же ответил[1306], что это «не бог весть что». Могло бы быть и лучше. «Ха, ерунда, – писал он. – Скукотища».

В том же году Ричард был назначен президентом[1307] компании. Его брат Джонатан и кузены, Кэти и Мортимер-младший, теперь были вице-президентами[1308]. Старший Мортимер и Рэймонд («доктор Мортимер» и «доктор Рэймонд», как их называли внутри компании, поскольку «докторов Саклеров» стало так много, что приходилось использовать имена) по-прежнему участвовали в ее делах, им отсылали копии всех электронных писем и вообще всячески почитали. «Они такие живчики[1309] и в курсе всего!» – восхищался один из администраторов Purdue. Но молодое поколение Саклеров забирало все больше власти в свои руки. В новой штаб-квартире семья разместилась на девятом этаже, отведенном для руководства компании. Остальная часть здания выглядела как обычный офисный комплекс, и лишь считаные служащие имели право подниматься на девятый этаж. Это была отдельная суверенная территория. Ковровое покрытие имело благородный оттенок королевского пурпура, атмосфера навевала мысли об избранности. «Даже освещение там было другим, – вспоминал один бывший сотрудник Purdue, которому случалось бывать на девятом этаже. – Повсюду произведения искусства. В личных помощниках только женщины. Будто перенесся назад в прошлое».

На девятом этаже был офис Ричарда, и у Кэти, Джонатана и Рэймонда тоже были там свои кабинеты. Рэймонду в 2000 году исполнилось восемьдесят лет, но он продолжал каждый день приезжать на работу за рулем[1310] своего «Ягуара». Обед для него по-прежнему подавали в столовой для руководства. Джонатан иногда спонтанно садился обедать с отцом. Но Ричард, более занятой и не такой общительный, всегда приказывал своей личной помощнице позвонить личной помощнице Рэймонда и согласовать время обеда. Хоть Ричард и был теперь боссом всей компании, он до сих пор вел себя как богатый избалованный мальчишка, и администраторы компании не особенно его любили. Приезжая на работу, он оставлял машину одному из сотрудников корпоративной парковки, поручая заправить ее бензином.

Юрист Purdue Говард Юделл тоже расположился в офисе на девятом этаже. К тому времени он проработал на семейство Саклеров почти четыре десятка лет, и его считали, по словам одного из его коллег, «душой и сердцем организации»[1311]. Юделл с годами стал очень тучным, и после запуска ОксиКонтина у него однажды случился сердечный приступ. Но он оставался все так же предан семье Саклеров и компании и свято верил в ОксиКонтин: даже сам его принимал[1312] некоторое время, пока был нездоров. Когда этот выдающийся продукт компании, настолько изменивший ее судьбу, попал под удар, Юделл первым вызвался принять меры, чтобы минимизировать ущерб.

В коридоре перед кабинетом Юделла стоял стол, а за ним сидела женщина, которую я буду называть Мартой Вест. Она была секретарем юриста с большим стажем и работала в Purdue с 1979 года. Как-то раз в 1999 году Юделл дал ей поручение исследовать вопрос злоупотребления ОксиКонтином. «Он попросил меня заходить в интернет и вступать в новостные группы», – впоследствии вспоминала Вест. В сети были дискуссионные клубы, обсуждавшие рекреационное употребление наркотических средств, и Юделл хотел, чтобы Вест просматривала их контент и «выясняла, как они злоупотребляют нашим продуктом». Когда сайты требовали от нее регистрации с именем пользователя, Вест выбирала псевдоним Энн Гедония, обыграв слово «ангедония», которое означает неспособность ощущать удовольствие. Просматривая обсуждения в группах, Вест находила рассказы о том, как наркоманы принимали таблетки ОксиКонтина. Она составила служебную записку, в которой описала свои открытия. Согласно показаниям Марты Вест[1313], которые она давала впоследствии, эта служебная записка была разослана многим высшим руководителям Purdue и «всем Саклерам», принимавшим тогда активное участие в деятельности компании.

В Purdue многие считали Говарда Юделла не просто верным старым псом, блюдущим безопасность Саклеров, но и образцом этичного поведения. «Я обожал Говарда Юделла, – вспоминал один из топ-менеджеров, принимавший непосредственное участие в запуске ОксиКонтина. – Говард Юделл был одним из самых высокоморальных людей, каких я знал». Один из сыновей Юделла, служивший федеральным прокурором в Нью-Йорке, говорил, что для его отца профессия юриста была не столько работой, сколько «образом жизни»[1314]. Но по мере того, как прибыли от ОксиКонтина взмывали ввысь, а в прессе начинали выходить статьи о злоупотреблении этим препаратом, Марта Вест стала замечать, что ее начальник[1315] становится все более скрытным. Похоже, Юделла начали беспокоить перспективы судебного разбирательства, касающегося ОксиКонтина. Компания уже успела выиграть ряд неприятных судебных дел, в которых пытались оспорить ее эксклюзивный патент на ОксиКонтин, и Ричард Саклер и Юделл справлялись с подобными юридическими стычками на этаком мачистском кураже. Они оба с гордостью полагали