Сады земные и небесные - Лидия Николаевна Григорьева

– Успех – понятие кратковременное. А я с детства – так уж получилось – была настроена «на вечность». И сейчас уже не стесняюсь об этом говорить, потому что жизненный опыт помогает отличить немотивированные амбиции от целеустремлённости и уверенности в правильности избранного пути.

Как это происходит, откуда берётся, кто закладывает ту или иную «программу» в детскую душу? Многие верующие люди знают, в каком направлении нужно искать ответы на эти непростые вопросы. Может быть, над маленьким украинским хутором в августе, в ночь моего рождения, случился большой звездопад, и меня словно бы слегка обожгло отблеском нездешних и недосягаемых далей и высей. Кто знает, тот поймёт.

Одна маленькая девочка уже в пять лет хотела «выйти замуж за канадского посла и ездить с ним на двухэтажном автомобиле». А мой сын – её ровесник – в ответ сказал, что хотел бы погибнуть за Родину. Их устремления со временем осуществились, потому что, наверное, были услышаны небесами. Ведь их устами говорила сама невинность. Сын мой вырос и похоронен в офицерской форме. А девочка замужем за очень богатым человеком. Каждый их них осуществился в том измерении (служение Отчизне – материальное благополучие), на которое уже в детстве была настроена лира его или её души (тогда ещё на ней должны были бы играть только ангелы).

Толком не всегда осознаваемая, неизвестно из каких времён (генетика? зов предков? дар свыше?) пришедшая внутренняя убеждённость (установка, сказали бы психологи), настроенность на то или иное далёкое будущее – играет в жизни каждого человека определяющую роль.

– У меня такого ощущения не было. Или я его не распознала… Наверное, поэтому интересно узнать, какой путь прошёл человек, рано почувствовавший призвание, чтобы добиться своей цели и стать поэтом? Какие усилия приложил? Ведь одного «хотения» мало.

– Желание создать что-то своё в искусстве уже в школьные годы стало у меня всепоглощающим. Это заставляло невероятно много читать, искать себя в разных жанрах. Уже в пятнадцать лет в областной газете было опубликовано моё первое стихотворение. Тогда же я стала вести детские передачи на областном телевидении. Знала наизусть немыслимое количество стихов и побеждала на конкурсах художественного чтения.

По книге Лидии Чуковской изучала основы редактуры текста (желание стать писателем). Брала уроки музыки и, благодаря врождённой музыкальной памяти, могла узнать любой отрывок из классического музыкального наследия – от Сен-Санса до Малера. В областную филармонию приезжали столичные скрипачи и пианисты – не пропускала ни одного концерта. Настольными в отрочестве были книги по теории киноискусства и «Моя жизнь в искусстве» Станиславского. Альбомы живописи и книги помогли изучить теорию живописи. Маленький областной музей не мог порадовать художественными шедеврами. И я жадно поглощала, «фотографируя памятью», все доступные иллюстрации лучших образцов мировой живописи (пригодилось через многие годы, когда занялась «фотопоэзией»). Позже играла в университетском экспериментальном театре (желание стать режиссёром).

И всё – с наслаждением и жаждой сказать когда-нибудь «своё слово». Мне многое нужно было знать и уметь, ибо это (кто подсказал?) входило в мою профессию (Поэт? Писатель? Журналист? Режиссёр? Искусствовед? Теоретик кино?). Многие знания и умения помогли потом в жизни для заработка на хлеб насущный.

А творчество и его результат я никогда не измеряла в денежных единицах, хоть любила и люблю получать деньги именно за творческую работу, но в жанрах сопредельных собственно поэзии. В советские времена, когда со стихами было трудно пробиться, выручали поэтические переводы (по подстрочникам), радиопередачи, выступления перед читателями в библиотеках и концертных залах. Это неплохо оплачивалось. И не требовало никаких душевных затрат на приспосабливание к существующему строю. Многие поэты тогда так и жили: «ни единой долькой не отступившись от лица». Я не исключение.

В ранней юности был выбран и девиз существования в искусстве, помимо завещания Станиславского «Любить искусство в себе, а не себя в искусстве». Он был взят из стихов Поля Элюара (изучала французский, чтобы читать его в оригинале, и диплом защитила по его творчеству): «ПИСАТЬ РИСОВАТЬ ЧЕКАНИТЬ». С тех пор живопись словом, чеканный ритм строки, музыкальность авторской интонации стали для меня наиболее важными элементами стихосложения (да не побоимся этого слова!).

«Сегодня я – гений!»

– Кто был для Вас примером в искусстве? Жаждали ли Вы прославиться или готовы были к жертвенному пути?

– О том, что можно быть гениальным и непризнанным (Ван Гог, Эмили Дикинсон), умереть молодым от голода и чахотки (Модильяни, Фёдор Васильев), что можно и великому поэту стать не избранным, а изгнанным (Данте, Бунин), что в расцвете творческих сил и таланта можно трагически погибнуть (несть числа), что после гибельной кончины может наступить для творческого наследия ещё и тьма полного забвения (Булгаков и Цветаева были забыты на полные 20 лет!) – этих ли примеров мне было мало, чтобы не стремиться к успеху и стараться не думать о нём как о чём-то естественном и необходимом, а уж тем более именно мною заслуженном? Они все не заслужили, а я – вот нате вам!

Жизнеописания великих людей многому могут научить чуткое сердце отроковицы или отрока, вступивших на путь самопостижения и самовыражения (ибо это – суть всякого искусства). А если к этому добавить жития святых – о стяжании спасения, но не славы… Без комментариев.

– Насколько опасным для души верующего человека – Художника в самом широком смысле слова – может стать соблазн упоения своим талантом, успехом? Всегда ли Мастер осознаёт, Кто и для чего вложил в его душу не только потребность, но и способность к созиданию?

– Да, соглашусь, искусство, в том числе и поэтическое, часто находится на опасной грани, где порой всего один только шаг до самовосхваления, самоупоения и гордыни. И всё же в редких случаях художник имеет полное право на восторженную самооценку. Особенно если это заслужено и оплачено титаническим трудом по умножению евангелических «талантов», вложенных Господом в твои руки. Самые известные примеры: «Сегодня я – гений!» (А.Блок, закончивший поэму «Двенадцать») и «Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!» (А.Пушкин, по завершении «Бориса Годунова»).

«Ты сам свой высший суд», – сказано гением сгоряча или даже в минуту отчаяния. Ибо вердикт выносит читатель. И вот тут всё внимание на ключевые цитаты, которые знает и помнит любой начитанный человек. Даже в кавычки их брать не хочется, настолько они вошли в контекст поэтического восприятия мира.

Быть знаменитым некрасиво… Но пораженья от победы ты сам не должен отличать…