Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

Если Дами осознает это, то совесть может не выдержать. Не все женщины способны гордо носить в себе подобный трофей – убийство по собственной вине. Кто-то навсегда простится с мирным сном. Понимаешь, к чему я веду? - Я не верю, что ты способен размякнуть. А впрочем… - Сынхён замолчал, мотнул головой, но так и не стал договаривать. Я подождал, внимательно посмотрел на него. - Ты о том случае в декабре? Когда я бросил Дашу в куб? Про мои трясущиеся руки? – прозорливо повёл я бровью. - Ты… знаешь, что я видел? - Если бы я не замечал камер слежения, Сынхён, я бы не был сейчас тем, кто я есть. Я же не слепой. - Но ты был в таком состоянии… и там было темно… - Друг остановился и уставился на меня в упор, сорвав солнечные очки с лица. – И ты хочешь сказать, что устроил для меня показуху? Инсценировал эмоции? - Да. - Ты врёшь, ты узнал каким-то образом о записи, и теперь, задним числом, включаешь обратную, оправдываешь ту свою слабость, которая действительно была. - Думай, что хочешь. - Нет, я не собираюсь думать, что хочу, скажи мне правду, как было на самом деле? - Нет, это будет моей маленькой тайной, - расплылся я. - Какой же ты merde, Джиён! Le con! Говнюк, - успокоившись и, совершенно хладнокровно, сказал мне в лицо друг. Нахлобучив снова очки, он развернулся и пошёл прочь. - Подожди, куда ты? Я думал, что мы вместе выпьем где-нибудь! - Пей со своими маленькими тайнами! Я ухожу. - Сынхён, ну перестань! Вернись, хочешь, я скажу, что памятник охрененный? Что он мне понравился? - Засунь свои комплименты себе в зад! – крикнул он через плечо. - Эй, ты же не выражаешься? - Теперь выражаюсь! - Не надо, я ценил в тебе постоянство, не меняйся, Сынхён, иначе кому я ещё смогу довериться? - Никому, я же не могу больше тебе доверять! – Я догнал его, пробежав небольшую дистанцию по песку, поплёлся чуть позади. - Слушай, нам сколько лет, чтобы играть в такие тупые обиды? Давай, прекращай, и поедем, пропустим по стаканчику. - Тебе же нравится играть, Джиён, почему бы тогда и не в обиды? Играй в своё удовольствие. - Ну, хорошо, - я остановился и, уперев руки в бока, произнёс: - Я не хочу, чтобы племянник унаследовал Сингапур. Это одна из причин. Видишь, я стараюсь ради тебя быть искренним. - Я не совсем это надеялся услышать, - притормозил Сынхён. - Я хочу, чтобы моего ребёнка родила именно Даша. Доволен? - Частично. Как отца, меня смущает твоя безответственность. Ты подкинул своё яйцо в чужое гнездо. - Ты прекрасно знаешь, что им же так будет безопаснее. Тебе ещё раз рассказать про Энди и свеженькое вдовство моей сестры? - Мы возвращаемся к главному. Так ты способен размякнуть? Да или нет? – Мы встали друг напротив друга, поснимали очки и уставились в глаза один другому. - Я не знаю, Сынхён. - Ты? Не знаешь? Это самый наглый обман с твоей стороны, какой я слышал. - Я не знаю, захочу ли я этого – вот в чём проблема. Всё… всё рано или поздно происходит помимо нашей воли. – На этих словах Сынхён вновь покривился недоверием. Да, я люблю кривить душой и лицемерить, но порой по-другому не выразишься, это не значит, что я подразумеваю нечто не озвученное и скрытое. - Ставишь себе цели, выстраиваешь линию поведения, придерживаешься её. А потом вдруг хочешь взять что-то помимо, что выбивается из общего плана, и ты начинаешь сочинять, как это должно вписаться, почему это тоже тебе надо, почему ради него происходят изменения в схеме. Это можно подчинить разуму, но желание-то возникло спонтанно, желание проснулось не по приказу. И, знаешь, я рад, что во мне ещё способны пробуждаться неожиданные желания, не только те, на которые нацелен ум, а простые, внезапные, неизвестно откуда берущиеся желания. Но они-то и подставляют нас в этой жизни, Сынхён, они-то и заводят нас в дебри, из которых трудно выбраться. Я не хочу идти на поводу у этих желаний, потому что это вроде бы и будет считаться, что ты размяк – я прав? - Что-то вроде этого. И как же ты поступишь? Откажешься от желаний, которым только что был рад? - Чёрт, если я это делаю ради кого-то, а не ради себя, то это тоже размяк? – Сынхён усмехнулся, видя, как я попался в логическую ловушку. Махнув рукой, я посмотрел на время. – Мне надо подумать об этом. А пока я лучше поеду, приму душ. – Щёлкнув пальцами, я посмотрел на Сынхёна: - Как только узнаешь, мальчик или девочка – кинь мне эсэмэску. - А ты кого пытался сделать? - Я? Кого бы ни пытался, это одно из наглядных подтверждений, что не всё зависит от нашей воли. Чего бы я ни добивался в данном случае, получу я то, что получу.

* * *

Сынри ушёл в душ, и я, накинув халат успокаивающего мятного цвета (Сынри говорил, что я в нём очень милая и домашняя, и именно этот цвет делает меня совсем юной девчонкой, повстречавшейся ему прошлым летом – не важно уже, где и при каких обстоятельствах), который не затягивала туго поясом, вышла на кухню, чтобы дождаться завтрака, готовящегося Хадичей. Она почти привыкла к азиатским продуктам и тому, что можно купить на сеульском рынке, поэтому блюда получались не хуже моих. Я-то ещё в Сингапуре взялась за корейскую кулинарию, но теперь, здесь, Сынри ругал меня, когда я вставала к плите, и разрешал портить маникюр и кожу рук только в том случае, если я устраивала романтический ужин на двоих. Но в эти дни было не до подобного. В кухне, помимо деловито распоряжающейся Хадичи, была Настя. Она сидела умытая, причёсанная, в шёлковой пижаме, которую я ей выдала из своего гардероба, а потому коротковатая ей в штанах. С чашкой зелёного чая, она вдыхала запах своеобразных жарящихся-варящихся кушаний и смотрела корейское телевидение, в котором почти ничего не понимала, только недавно взявшись учить корейский. Сестрёнка с детства, как и я, приучена вставать по-деревенски – очень рано, как мы всегда вставали в Петухово, но я отвыкла от подобного графика в стенах мегаполисов, а она вот, видимо, ни свет ни заря, уже подскочила