Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

я нахрен сплавлюсь. На небе вырисовались стайки полупрозрачных клочков облаков, которые не закрывали ничего, ни лучика. Стринги прикрывают больше на пышных бёдрах мулаток. Подойдя поближе к волнам, я понадеялся на брызги, но меня не окатило выше колена. Капли солёной воды едва тронули ноги, а капля солёного пота скатилась по виску к шее. Я вытер её, заодно закинув назад растрепавшуюся чёлку. Ветра не было, её растрепало в машине с открытым окном, на скорости. От кондиционера иногда болела голова, поэтому лучше опустить стекло, и педаль в пол. Я не торопился, но погонять по просторным проспектам – наслаждение, особенно когда знаешь, что запрещено. Другим, а не мне. - Джиён! – Наконец-то! Я обернулся и увидел Сынхёна, бредущего в летних ботинках по песку. На нём были льняные брюки и хлопчатая рубашка с коротким рукавом. - Тебя черти что ли сожрали? Где носило? – пожал я ему руку. - Извини, задержался случайно. Пройдёмся? - Да я спарился уже, не хочу никуда идти, говори, что хотел? – Сынхён и себе на нос надел солнечные очки, упрямо указав вперёд. - Я хочу прогуляться. – Устало выдохнув, я покачал головой, но поддался ему. Никуда не спешил. Вечером в ресторане меня ждало свидание с новой девочкой, роман с которой закрутился буквально недели две назад. Я завёл его не от одиночества – оно меня не смущало, а потому что подвернулась кандидатура, которую захотелось трахнуть. И к которой я не испытывал ничего более глубокого, чем сексуальное желание, а потому, если с ней что-то случится, потому что она связалась с бандитом, мне не будет жалко. А вообще, быстро взять то, чего захотелось, мне не позволило два фактора: во-первых, мне уже тоскливо просто и сразу брать то, что хочется, нравиться стал процесс, не результат, а вовторых, Тэён была из очень высокопоставленных кругов, олигархических, её семья владела миллионами, и фиг кто мне позволил бы ею распоряжаться, как мне приспичило. То есть, образовав конфликты или под шумок, я бы мог и на это наплевать, закрыть глаза, но, как уже сказал, зачем лишняя суета, если важнее путь, чем конец маршрута? - Я надеялся, что ты сообщишь мне что-нибудь о делах. - Например? - Ну, не знаю… Султан Джохора заказал на день рождения младшему сыну проститутку королевских кровей. Или… какой-нибудь пиратский клан Сомали просит тонну патронов. Что-нибудь одновременно сложное и денежное. - С такими задачами пусть возится Би Ай, - отмахнулся Сынхён. Он всё больше пытался уйти от общих дел, довольствуясь своими процентами в легальном бизнесе, чистыми доходами без марания рук в грехах и крови. Такой друг мне нравился и не нравился одновременно, но, хотя бы, он почти перестал принимать наркотики. А я? Я никогда не испытывал зависимости от них, поэтому со мной было проще. Захотел – принял, не захотел – не принял. Точно так же я хотел бы управлять любыми фрагментами, объектами, субъектами, не впадая в тряскую, больную привязанность, когда не способен сам себе сказать «стоп». - Для меня он не очень занимательный деловой партнёр, ты же знаешь, я люблю просвещенных собеседников, с чем-то цельным, ценным ядром внутри, с кем не просто увлекательно, а загадочно. А Би Ай что? Мальчишка, марионетка. Примитивен. Туповат. Интересно, на каких книжках он воспитывался? - Тупые люди не читают книг. - О, я тебя умоляю! Тупых людей гораздо больше разновидностей. Иные и читают книги, но пролистывают в них то, что им кажется скучным – а это зачастую то самое, что подкормило бы мозги. А иные и это прочитают, да всё равно не поймут, или сделают неверные выводы. Со сколькими можно прочесть одно и то же произведение, а потом, во время обсуждения замечать, будто разное прочёл. Так что, Сынхён, книги – это не универсальное орудие обретение ума. - Если и книги не помощники, как вообще, по-твоему, умнеют люди? Говорят, что на своих ошибках шишки набивают как раз дураки. - Да никак не умнеют, если дураками родились, - засмеялся я, - либо дано, либо нет. Я согласен с Ницше, есть категория, слой людей, которые только для рабства и обслуживания и годятся. А дай им власть… - И они будут вести себя, примерно как ты: воровать, грабить и убивать других? – Я расплылся ещё шире, обожая честность и меткое вворачивание фраз Сынхёна. - Скорее всего. Видишь, как опасно давать дуракам возможность думать, что они сумели поумнеть, чего-то добившись? - Счастья нет, смысла нет, ума тоже, оказывается, нет. Джиён, я устал от тебя. - Я сам от себя устал, - достав сигареты и закурив, пожал я плечами. Мы шли по кромке воды, но если я позволял воде лизать мне ноги в сланцах, то Сынхён держался чуть подальше, чтобы не намочить края брюк. - Я не знаю, как отдыхают в таком случае. - Безвременно… - ехидно заметил я. Перед моими глазами стал определяться странный контур. Я отлично знал этот пляж, я бродил по нему слишком часто, и вот, наткнулся на что-то новое. Что это такое? Замолчав, я умудрился не убыстрить шаг. Мы всё равно шли в ту сторону, поэтому обнаруженный инородный элемент приближался как бы сам собой. Сынхён тоже молчал, и мы, без слов и замечаний, подошли к объекту, смутившему меня на расстоянии. Вблизи он буквально вышиб меня из колеи, хотя я сразу же понял, что это дело рук товарища. Передо мной стоял памятник. На небольшом постаменте без надписей, как модно с современными скульптурами, не посвященными никому и ничему. Но эта явно была посвящена как минимум мне. Потому на ней, отлитый в бронзе, красовался дракон, тяжёлый, массивный красавец – не в пример мне, - сияющий бликами солнца. Я тоже солнышко, конечно, но предпочитаю не отсвечивать. И всё бы было ничего, если бы его хвост ни обвивал ноги стоящей девушки… из-за того, что чудовище было четвероногим и стояло на всех лапах, а леди на своих двух, она как бы возвышалась над ним, и если задумываться над композицией, то она производила впечатление монумента, олицетворяющего добро и зло, при этом зло было повержено, превратившись в домашнюю зверюгу добра. - Спасибо, что он ей пятки не лижет, - остановился я, оглядев всю эту прелесть, и поднял взгляд на Сынхёна, сняв солнечные очки. – Это что за хуйня, любезный? - Искусство, - блаженно улыбнулся он, по-прежнему пряча за чёрными стёклами свои