Это не случайно. Японская хроника - Рёко Секигути

Вспомнила разговор с братом в 1995 году, не помню уж по какому случаю. Это был трудный для Японии год. 17 января – землетрясение в Хансин-Авадзи. 20 марта – теракт, осуществленный сектой «Аум синрикё», – зариновая газовая атака в метро: 13 погибших, 6300 раненых. Мой брат тогда уже частично обосновался в Китае. Я готовилась отправиться во Францию, шел первый год моего пребывания в докторантуре Токийского университета. Мы с братом, утратив веру в японское государство, как и в любое другое, подумывали о том, чтобы уехать из страны, а позже вывезти всю семью во Францию или в Китай, если в Японии произойдет какая-нибудь катастрофа. Для большинства японцев в те времена эта мысль показалась бы нелепой. Китай тогда еще не достиг той степени экономического подъема, который мы наблюдаем сегодня, и японцы были уверены, что живут в «самой безопасной стране мира». С точки зрения личной безопасности людей так оно и было и так оно остается и до сих пор. Наша с братом задумка немного смахивала на планы жителей нестабильных или бедных государств. Семьи из таких стран рассеиваются по всему миру, уменьшая таким образом существующие на родине риски. Свое состояние каждый держит на трех разных счетах – в долларах, евро и в местной валюте. Подобный образ действий, являющийся следствием рефлекса выживания, свойственный жителям многих стран, был неведом японцам.

И вот я предложила своей семье перебраться ко мне во Францию.

Я бы желала, чтобы этого никогда не произошло.

В те далекие времена всё это обсуждалось почти в шутку. Мы не были ни пессимистами, ни тем более алармистами, мысль о том, чтобы превратиться в «жалких иммигрантов», нас скорее забавляла, хоть статус иммигранта и не всегда приятен. Японцы, проживающие за границей, не думают о себе как об эмигрантах и не называют себя так. Особенно когда они люди не бедные. Они говорят: «Мы не такие, как прочие нищие иммигранты…» Это потому, что они всегда подразумевают: их пребывание за границей временно, и в конечном счете они вернутся в Японию. И всё же, как ни крути, они не что иное, как иммигранты, в точном смысле этого слова. Мне хотелось покинуть Японию и стать иммигранткой, чтобы получить опыт отчуждения, оторванности, освобождения от ига родной страны, который доступен иностранцам в Японии. Это нужно пережить, чтобы понять.

Друзья рассказали мне, что по французскому радио передали несколько интервью, в которых в переводе прозвучало прямо противоположное тому, что говорили японцы. Сама я их не слышала и потому не могу знать, что там было на самом деле. Но мне довелось слышать несколько раз, как журналисты изображают из себя героев. По поводу одного из них мой друг Таканори Уно, специалист в области комиксов и манги, сказал: «Ему следовало бы поменять профессию. Он мог бы выразить свой талант иначе, в качестве писателя-фантаста, сочиняющего комиксы!»

Любые природные бедствия влекут за собой человеческие трагедии. Но на сей раз мы особенно внимательно следим за превращением природного бедствия в гуманитарную трагедию, которая произошла на атомной электростанции.

Я задаю себе вопрос: что страшнее – погибнуть в природном катаклизме или человеческом? Быть убитой цунами или радиацией? Для меня гораздо предпочтительнее сгинуть в катаклизме природного характера. Согласна, любая смерть страшна, какова бы ни была ее причина, но природный катаклизм, сметая всё на своем пути, не несет в себе заряда ненависти. А человек убивает по глупости, невежеству, поражает другого в правах, и я не хочу такой смерти, которой, кстати, всегда можно избежать.

Те, кто бежал от Фукусимы, уже, кажется, стали объектом дискриминации. В соседних префектурах их принимают как зачумленных.

Стало известно, что в центре задержания правонарушителей Синагавы и в таком же центре в Усику, префектура Ибараки, людей держали под замком, это просто не укладывается в голове. Видимо, тут вступило в силу какое-то внутреннее распоряжение. В любом случае это незаконно. Закон велит отпустить задержанных с целью их эвакуации в безопасное место. Кажется, некоторые тюрьмы даже не были оповещены о землетрясении. Люди пережили толчки, испытали страх, не получив никакого разъяснения. Охранники были в касках, арестанты – нет.

Речь идет не о преступниках, а всего лишь о бездомных, не имеющих документов. В Усику, в частности, задержанные были из числа людей, ищущих приюта: жертвы преследований у себя на родине, беженцы, приехавшие в Японию еще в несовершеннолетнем возрасте, отцы семейств…

Сегодня Le Monde опубликовал интервью с Кэндзабуро Оэ. Он настойчиво доносит до нас мысль, что «возврат к прежнему пренебрежению человеческой жизнью на одной из атомных станций – это худшее предательство памяти жертв Хиросимы». Верно сказано. И он прав. Но тем не менее… Я бы хотела, чтобы название «Фукусима» не стояло рядом с названием «Хиросима». Однако уже слишком поздно, процесс сопоставления уже пошел. В каком-то смысле, как говорит Оэ, это может помочь нам понять, что пережили жители Хиросимы и Нагасаки. Но я очень боюсь, как бы это не нанесло ущерб людям из Фукусимы со стороны тех, кто не дает себе труда обдумать то, о чем говорит Оэ. Я знала, что подобное сопоставление неизбежно. Я хотела бы только, может быть подсознательно, чтобы оно не произошло так скоро.

По телевизору показывают пакистанцев, раздающих пострадавшим карри. Некоторые прекрасно владеют японским языком, наверняка имеют вид на жительство в нашей стране. Вспоминаю о том, что ела в Пешаваре. Уверена, этот подарок отменного качества.

Один сотрудник архива выложил в интернет документы, датируемые 18 и 22 ноября 1703 года: «Вчера огненный шар упал с неба на квартал Ёцуя» (в Нагое); «Вдали раздался взрыв. Вскоре обнаружилось, что это какой-то блестящий предмет». 23 ноября 1703 года большое землетрясение произошло в департаменте Канто: 37 000 пострадавших, 8000 разрушенных домов.

А вот еще одна архивная запись от 3 октября 1707 года (речь идет также о Нагое): «Словно молния сверкнула сквозь облака». На следующий день случилось землетрясение, за которым последовало сильнейшее цунами.

18 марта

Нынешние разговоры напоминают те, что велись во время войны.

Надежда на улучшение ситуации в Фукусиме понижает градус напряжения. Меня весь день тянуло ко сну, и я прилегла. Почему бы это, я ведь проспала семь часов этой ночью. Хотя это не так. Вот уже неделя, как я не сплю по-настоящему. Не отрываюсь от телевизора до двух ночи, поднимаюсь ни свет ни заря, в пять. Разбуженная страхом, я включаю компьютер, чтобы узнать последние новости.

Случайно встретила Дзюнко, свою бывшую коллегу, семья которой проживает в Исиномаки. Я