Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

остракизму и тем самым лишается союзников, которые способны сдерживать нападения. Происходящая в тюрьмах травля лиц, подозреваемых в сексуальных девиациях, – это лишь одно из проявлений более масштабного паттерна травли в стенах различных учреждений. Целью формирования идеологии культурной неполноценности является обоснование издевательств над слабыми. В случае с британскими тюрьмами поводом для этого становятся подозрения в совершении преступлений на сексуальной почве, а в американских государственных школах в таком качестве зачастую выступают обвинения в гомосексуальности (по большей части не соответствующие действительности)[10]. В школах-пансионах – включая те британские школы, где действительно практиковалась гомосексуальность, – данная идеология принимает иную форму. Однако во всех подобных случаях вырабатывается некая культурная иерархия, которая, в свою очередь, выступает оправданием для нападений на тех, кто меньше и слабее, – в отсутствие такой идеологии эти действия были бы довольно постыдными.

Насильственный или ненасильственный характер культуры той или иной группы сам по себе не выступает определяющим фактором для травли (хотя он способен повлиять на то, какая именно тактика травли будет использоваться). Таким образом, травля не является порождением социального класса. Она наиболее распространена в школах-пансионах, поскольку они представляют собой максимально тотальные институты. Согласно имеющимся описаниям [Yoneyama, Naito 2003], атмосфера, чрезвычайно способствующая травле, сложилась в японских государственных школах, официальная структура которых крайне авторитарна, иерархична и регламентирована, а различные занятия в них отличаются чрезвычайно коллективистским подходом. Для японских школ характерна высокая плотность ритуалов, в связи с чем в них делается сильный акцент на внутренней солидарности и внешних границах – в сочетании с внутренней иерархией это обстоятельство порождает принудительный конформизм. Агрессивной травле особенно жестко подвергаются новые ученики, хотя и не вполне понятно, выступает ли она в качестве обряда инициации или же в конечном итоге ее жертвы принимаются в коллектив. В целом для Японии характерен очень низкий уровень насилия, но при этом чрезвычайно высок коллективный контроль и велика роль принадлежности к той или иной группе. Как следствие, насилие в этой стране определяют структурные факторы: оно происходит именно там, где его можно ожидать – на пороге вступления в чрезвычайно ритуализированные группы.

В Соединенных Штатах после того, как дети переходят из начальной школы в среднюю, травля приобретает все более коллективный характер, становится более сконцентрированной на небольшом количестве жертв с низким статусом, а также оказывается в большей степени вербальной и психологической, нежели физической. В раннем подростковом возрасте учащиеся попадают в более крупные школы с более широким контекстом сопоставления статусов. Первые шаги на рынке сексуальности навязывают систему престижа, где у каждого появляется свой публичный ранг, что придает идеологическое обоснование, с точки зрения которого можно осуществлять травлю. Пик коллективной травли наступает именно здесь. Подростки более старшего возраста, в особенности в последний год обучения в средней школе, уже заглядывают в будущее, видя иные контексты образования и карьеры, и имеют более широкую сеть контактов за пределами школы, что освобождает их от локальной школьной иерархии, выступающей контекстом для травли. Что же касается университетов, то они более открыты и гетерогенны в части видов деятельности и сетевых связей, благодаря чему масштабы травли сокращаются – на смену ей либо приходят институционализированные отношения между когортами и ритуалы наподобие дедовщины, либо распадается ощущение коллективного фокуса внимания. Масштабы травли зависят от того, в какой степени конкретное учебное заведение напоминает тотальный институт.

В американских государственных бесплатных школах травля – по меньшей мере в таких ее коллективных разновидностях, как предание остракизму и издевательству, – скорее всего, более распространена в маленьких городках и пригородах, нежели в больших городах. В таких местах травля в школах происходит чаще, поскольку они находятся ближе к тотальным институтам, чем собственно городские школы, в особенности те, где ученикам приходится ежедневно преодолевать большие расстояния от дома до учебного заведения и обратно, а кроме того, дети участвуют в большем количестве внешкольных культурных мероприятий. Все это противоречит интуитивным представлениям, поскольку школьное насилие ассоциируется у нас со школами в городских гетто, где учатся дети из этнических меньшинств. Однако травля представляет собой феномен, структурно противоположный уличным группировкам как типичной форме организации насилия в районах с бедным населением и этнической сегрегацией. В последнем случае насилие направляется по траектории горизонтальных конфликтов между группировками, однако внутри таких банд отсутствует стратификация, а относительно внешнего мира различия проводятся только между их членами и остальной массой людей, которые к ним не принадлежат. Эти люди могут выступать объектами нападения и эксплуатации со стороны участников банд (например, у них могут похищать еду, одежду и деньги), однако это не является главным типом их действий. Для классических мест, где происходила травля – британских школ-пансионов, – были характерны значительная вертикальная ориентация и классовое сознание как внутри школы, так и за ее пределами, однако в этих учреждениях не было банд, а также они были очень далеки от культуры насилия – за исключением отношений травли. Уличные группировки плодят циклы взаимного насилия, однако школы и районы, где они находятся, не являются местами, в которых в основном происходят травля или массовые ответные действия на нее. И даже там, где участники таких банд издеваются над теми, кто не является их членами и не может обратиться за помощью к собственной группировке, дети, которые становятся жертвами издевательств, способны четко определить, что виновником их бед является банда, а не школа, и, соответственно, выбрать иной объект для ответных действий[11].

Сторонним наблюдателям участники агрессивных группировок могут показаться задирами – промышляющими хищничеством крутыми парнями, – однако в пределах банд упорядоченные отношения между задирами и их жертвами отсутствуют [Jankowski 1991; Anderson 1999]. То обстоятельство, что в масштабах всего района, где действует банда, она выступает в качестве элиты насилия, исключает наличие в ее рядах жертв травли. В таких группировках нередко практикуются ритуалы, напоминающие дедовщину, а в качестве обряда инициации в члены банды новичку нужно подраться с каким-то более крупным ее участником или позволить избить себя нескольким будущим товарищам. Однако быть подвергнутым таким ритуалам, как правило, означает получение пропуска в элитную группу, поэтому после того, как новичок становится ее полноправным участником, дальнейшие издевательства прекращаются. Аналогичным образом следует отличать нападения на слабых, которые может совершать банда, от долгосрочных отношений травли. Например, в населенных этническими меньшинствами кварталах американских городов молодые люди, заглянувшие из другого района (возможно, для того чтобы навестить родственников), могут подвергаться жестоким нападениям со стороны больших сборищ местных. Однако такие инциденты не представляют собой повторяющуюся и эксплуататорскую иерархию доминирования и подчинения, возникающую между задирами и жертвами, которые знакомы друг с другом лично.