Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

их от тех всегерманских фанатиков, которым до вчерашнего дня принадлежало слово, которые только и ждут момента, чтобы снова его взять, чтобы еще раз опустошить землю, еще раз обесчестить ее и разорить. У кого было учиться справедливости революционерам, пришедшим к власти? Они же выросли во времена кайзера. Они говорят, что ни за что не откажутся от власти. Слова вполне кайзеровские. Кто так говорит, тому еще учиться и учиться законам подлинно свободного мира.

Мы собрались здесь, желая содействовать тому, чтобы нравственные законы освобожденного мира вводились в немецкую политику и определяли ее. Мы хотим, чтобы наша республика — до сих пор всего лишь случайный подарок поражения — получила, наконец, республиканцев. Мы не видим в республиканцах ни буржуа, ни социалистов. Это — зыбкое разграничение, а есть нечто более важное. Республиканцами мы называем людей, для которых идея выше пользы, человек выше власти. В среде республиканцев невинно осужденный — достаточный повод к самым ожесточенным моральным конфликтам, хотя бы они угрожали порядку, внутреннему миру, самой безопасности страны — и даже если эта республика — всего-навсего так называемая республика рантье. Империи же, будь она хоть трижды конституционной, такие моральные конфликты неведомы.

Пусть наша Германия будет такой справедливой, свободной и честной, как некоторым из нас мечталось и хотелось в самые черные ее дни, когда великое прошлое немецкого духа укрепляло нашу веру в его будущее. Что бы ни было, в этой стране в конце концов восторжествует дух. Он завоюет Германию и весь мир; подлинный победитель мировой войны только он. Кто станет ему сопротивляться, тот пропал. Кто его принимает, тот равноправен со всеми, тому все люди — братья. Наше примирение с миром осуществится во имя вечных идей, которые наконец-то стали у нас общими с ним. Мы, работники умственного труда, хотим быть в числе тех первых, кто помирит Германию с миром.

АНРИ БАРБЮСУ И ЕГО ДРУЗЬЯМ{173}

аше воззвание позволяет нам причислить вас к своим единомышленникам. Нас могут заподозрить в том, что мы принимаем протянутую вами руку не с открытым сердцем, что нас принуждает к этому бедственное положение, в котором очутилась наша родина. Против этого подозрения говорит наше собственное отношение к войне: мы ее никогда не одобряли. Как это засвидетельствовано в документах, мы уже тогда стояли в оппозиции к кайзеровскому режиму. Но главным оправданием для нас служит вся деятельность нашего Союза{174}, целиком направленная на то, чтобы посеять революционный дух в народе, добиться торжества справедливости и содействовать распространению благородной гуманности — лучшей гарантии против возникновения новой войны.

Наши заветные мысли перекликаются с вашими. Мы также стоим за духовный интернационал, за объединение борцов духа во всех странах. Для того чтобы жизнь народов строилась по велениям разума, необходимы совместные усилия всех мыслящих людей. Мы должны вскрывать гнусную и нелепую подоплеку ненависти, разобщающей народы мира, должны всячески выявлять и подчеркивать общность их духовной жизни, их характеров. Мы должны распространять убеждение в том, что ни одна культура не может существовать в отрыве от культуры других народов и что страна, которая замыкается в собственной гордости, идет к упадку.

Французы первые протянули нам руку; принимая ее, мы выражаем уверенность в том, что водворение мира между нашими двумя странами имеет особую важность и что сотрудничество между Германией и Францией, бесспорно, послужит ко всеобщему благу. Мы могли не понимать друг друга, пока форма и содержание национальной жизни были различны в обеих странах. В будущем разница между ними будет стираться, ибо теперь мы также являемся демократическим государством — да, демократическим государством, несмотря на то, что мы еще не избавились от многих пережитков старины. Как в былые времена Франция, немецкая республика, борясь и очищая себя, завоюет доброе имя, и наша совместная борьба за справедливость и за высокую человечность подготовит почву для того, чтобы обеспечить миру счастье, которого он жаждет.

Мы предлагаем, чтобы единомышленники Германии и Франции объединились для создания интернационала человеколюбия. Этим была бы заложена основа для духовного союза всех народов.

ИМПЕРИЯ И РЕСПУБЛИКА{175}

Май 1919 г. Статья опубликована после заключения мира

ПОБЕДИТЕЛЬ

осударство, созданное немцами в 1871 году, оказалось несовершенным творением. Они вложили в это творение только часть своих способностей, причем не самую лучшую. Немцы никогда полностью не принадлежали этому государству; значительная часть их существа стремилась к чему-то другому. Именно потому, что государство не было истинно немецким, оно должно было пасть. Под его обломками погиб не немецкий народ, а только сомнительная разновидность немцев.

Когда впервые в 1871 году в рейхстаге выступили представители Эльзаса и Лотарингии и потребовали права сохранить свое французское отечество, они были осмеяны. А в 1919 году немцы молили Европу и Америку о таком же праве для большинства своего народа. В промежутке — история всех немецких заблуждений.

Едва войдя во вкус единства, Германия уже отреклась от мыслей о свободе и самоопределении наций, хотя полвека мечтала об этих идеалах, стремилась к ним, боролась за них. Еще в 1869 году в каждом немецком доме читали и верили в то, что превыше всего — свобода, а потом уже нация. Для Германии того времени Гарибальди, борец за свободу Италии, был героем, а в 1915 году, когда Италия вступила в войну, его идеи уже казались смешными. Слово «свобода» потеряло смысл для немецких голов; они либо отреклись от нее, либо обратили в нечто ей прямо противоположное. Стали говорить: добровольное рабство и есть свобода. Была создана нелепая система абсолютного милитаризма, немыслимая в какой-либо другой из стран современной Европы. Вопреки чаяниям и надеждам всех прогрессивных людей, вопреки тому, что ими уже было сделано, насаждались идеи: «Демократия — упадок, длительный мир — сон, и притом отнюдь не прекрасный. Человеческого прогресса не существует, нравственные устои извечно незыблемы». Как можно было жить, отвергая веру в идеалы и человеческий прогресс, да еще радоваться жизни?

Тем не менее эти идеи имели успех. Немецкое государство и его идеология были порождены победой 1870 года. Эта победа наложила на нас проклятие, тяготеющее над страной поныне, проклятие, от которого мы никогда не избавимся. Оно пропитало нашу кровь,