Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

за Надем, но не за ним. Поэтому первое, что он спросил Суслова: почему Москва выбрала его, а не Надя? Суслов честно ответил: мол, есть опасность, что при Наде в руководстве Венгрии окажутся одни бывшие московские политэмигранты и страна быстро переориентируется на Югославию, чего Москве не очень-то, мягко говоря, хотелось.

Кадар дал Суслову весьма уклончивый ответ. Он предпочёл выжидательную тактику. Может, у него ещё была надежда как-то договориться с Надем. Но Кадар не учёл одного: упускалось драгоценное время.

Катализировали венгерские события новости из Польши. Там народ добился отставки Эдварда Охаба и прихода к власти недавно освобождённого из тюрьмы Владислава Гомулки. Многие венгры задались вопросом: почему такое нельзя повторить и в их стране?

Кремль плохо понимал, кто такой Гомулка и что от него можно ждать. Не случайно Хрущёв срочно вызвал находившегося в отпуске в Крыму Микояна и, захватив с собой ещё Молотова и Кагановича, 21 октября 1956 года вылетел в Варшаву, чтобы лично увидеть нового польского лидера. Правда, готовясь к встрече с Гомулкой, Хрущёв не стал делать ставку только на политические методы. Одновременно он дал указания нашим военачальникам, которые двинули на Варшаву танковую дивизию из состава дислоцированной в Польше Северной группы войск. Манёвры Хрущёва вроде бы подействовали на поляков отрезвляюще.

В Венгрии же всё пошло иначе. Когда народ 23 октября вышел на улицы Будапешта, Герё отказался уходить в отставку и решил удержаться в своём кресле на советских штыках. Он сам попросил Москву немедленно ввести в Будапешт дислоцированный в Венгрии с 1945 года Особый корпус. Хрущёв же хотел, чтобы Герё свою просьбу оформил письменно. Однако власть в Венгрии уже готовился принять Надь, у которого настроение менялось чуть ли не каждую минуту. В конце концов ответственность взял на себя премьер Хегедюш. Уже собираясь в отставку, он упросил парламент ратифицировать просьбу правительства ввести в Венгрию советские войска.

Вечером 23 октября ситуацию в Венгрии обсудил Президиум ЦК КПСС. Присутствовавшие Булганин, Каганович, Микоян, Молотов, Первухин, Сабуров, Хрущёв, Суслов, Брежнев, Жуков, Фурцева и Шепилов единогласно высказались за ввод войск. В Будапешт решили направить Микояна и Суслова. Хрущёв рассчитывал на дипломатические способности первого и знание венгерской специфики второго. Другой вопрос, насколько два кремлёвских посланца оказались готовы к возложенной на них миссии.

Анализ причин, приведших к трагедии, Москва сделала уже позже. Кое-что она потом озвучила зарубежным коллегам. Сошлюсь здесь на состоявшуюся 22 января 1957 года встречу в Москве Хрущёва и Суслова с представителями Итальянской компартии. Два наших руководителя подчеркнули, что Ракоши и Герё за годы своего правления наломали немало дров, допустив серьёзные ошибки в экономике и политике, и их ошибками воспользовались местная реакция и соседняя Югославия. Так, Суслов указал итальянцам, что контрреволюция в Венгрии использовала лозунг борьбы «против 200 еврейских семей»[228]. Хрущёв заявил, что протесты венгров были вызваны репрессиями, которые организовали в стране Ракоши и Герё, и снова подчеркнул интриги югославов, мечтавших свалить Ракоши и Герё и создать проюгославское государство во главе с Надем. Суслов же добавил: «Сказались и особенности чисто венгерского происхождения: многие годы фашизма, участие <Венгрии> в войне на стороне гитлеровской Германии»[229].

Этот анализ Кремль сделал, повторю, в начале 1957 года. А что последовало после выхода венгров 23 октября 1956 года на улицы Будапешта? СССР применил силу. Сразу после заседания Президиума ЦК, в 23 часа, начальник советского Генштаба маршал Соколовский приказал генералу Лащенко двинуть Особый корпус из Секешфехервара на Будапешт. В венгерскую столицу вступили почти 6 тысяч наших солдат, 120 БТРов и 156 орудий. Но их появление на улицах Будапешта мало кого из протестантов умиротворило. Наоборот, часть мятежников взялась за оружие.

Утром 24 октября на аэродром Секешфехервара приземлились два борта из Москвы. На первом находились А. Микоян, председатель Комитета госбезопасности И. Серов со своим первым заместителем С. Бельченко и первый заместитель начальника Генштаба М. Малинин. Главным пассажиром второго борта был Суслов.

Из штаба Особого корпуса московские эмиссары в сопровождении танков и БТР направились в Будапешт. «А.И. Микоян и М.А. Суслов, – рассказывал позднее сын тогдашнего советского посла в Венгрии Ю.В. Андропова Игорь, – остановились на том же проспекте Сталина, где предыдущим днём бунтовали демонстранты, в правительственной резиденции, названной с давних послевоенных времён «домом Ворошилова».

В эту резиденцию тут же прибыл Юрий Андропов. Микоян встретил его очень холодно. По рассказу сына Андропова, он с порога заявил послу, что тот сгущал тучи и явно преувеличивал силы повстанцев. Парадокс заключался в том, что заявление Микояна происходило под аккомпанемент пулемётной стрельбы на улице. Затем Микоян и Суслов отправились на встречу с Надем. Андропова они с собой не взяли.

Вечером 24 октября Микоян и Суслов отправили в Москву первую шифровку, повторив, что посольство, по их мнению, преувеличивало опасность. Как полагали московские эмиссары, достаточно было подавить очаг восстания на радиостанции, где собралось около четырёх тысяч протестантов, чтобы ситуация в Будапеште нормализовалась.

Неужели ни Микоян, ни Суслов не видели, что творилось на улицах Будапешта, не слышали пулемётные очереди? У меня есть только одно объяснение. Видимо, они рассчитывали быстро найти разумный компромисс с Надем без дальнейшей активизации советских войск. Генерал Лащенко тоже полагал, что все наши части следовало вывести из Будапешта.

Однако Андропов стоял на своём: в Венгрии произошел настоящий мятеж, венгерским коммунистам надо помочь защитить демократию. Выводить наши войска нельзя, иначе завтра их место займут американцы.

Новая ошибка с советской стороны была допущена 25 октября. Наши войска разогнали демонстрацию на площади Кошута. Погибли 60 человек. Это резко усилило антисоветские настроения во всей Венгрии.

Знал ли об этом Суслов? Безусловно, да. Сотрудники нашего посольства Владимир Крючков и Владимир Казимиров по нескольку раз в день приносили ему переводы статей из венгерской периодики и сводки сообщений будапештского радио. Эти переводы, кстати, до сих пор хранятся в РГАНИ в фонде Суслова[230].

Вечером 25 октября Микоян и Суслов отбили в Москву телеграмму. Они доложили: «Сегодня, 25 октября, после успокоения положения к утру, в середине дня вновь положение в Будапеште осложнилось. На парламентской площади собралась огромная толпа, которая на требования советских военных отказывалась расходиться. К тому же по нашим войскам было сделано несколько выстрелов с крыш прилегающих домов и был зажигательной бутылкой зажжён наш танк. В результате всего этого был открыт огонь и, как сообщают, было убито 60 человек венгров, не считая раненых.

Кроме того, у здания самого ЦК ВПТ на глазах у т. Серова разгорелась перестрелка между нашими танкистами и венгерской ротой, прибывшей для усиления охраны здания ЦК. Танкисты заподозрили в прибывших повстанцев. В перестрелке убито 10 человек из венгерской роты и 1 тяжело ранен. Это произошло, когда мы заседали с венгерскими товарищами в ЦК, причём пулемётчик из нашего танка дал очередь из крупнокалиберного спаренного пулемёта по окнам зала заседания»[231].

Надо было что-то предпринимать. Но что? По мнению московских эмиссаров, поменять настрой венгров мог только Надь. Но тот Суслову заявлял