Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

а распряженных лошадей привязали к телегам. Два мужика стали к рулевому веслу, а женщины сели и стали грести. Весла были так велики и тяжелы, что одному человеку нельзя было их сдвинуть. На каждое весло село по две женщины. Нам нужно было переплыть широкую и быструю Каму. Как только мы отошли от берега, паром стало относить вниз по течению.

– Налеги на весла! Налеги! – командовал рулевой. И бабы гребли изо всех сил. Паром покачивался, лошади беспокойно переступали ногами и пряли ушами; мужик, смотревший за ними, успокаивал их голосом и похлопывал по шее. Наконец паром переплыл Каму. Нас отнесло вниз довольно далеко, и теперь нам приходилось подниматься вверх вдоль плоского берега.

– Стой! Брось грести! – раздалась команда. – Приехали!

Я посмотрела на берег и не увидела никакой пристани, а паром остановился довольно далеко от берега. Берег был плоский, песчаный. Обломанные кусты ивняка доходили почти до самой воды, всюду валялись пни и поломанные стволы деревьев, принесенные половодьем. Иногда пни проплывали сотни верст и были точно отполированы речным песком и галькой. Когда паром остановился, один из мужиков соскочил прямо в воду по самую грудь и стал тянуть паром ближе к берегу. Но не очень-то близко подошел он к берегу. Паром был тяжелый, скоро сел на мель, закачался и накренился. Лошади заскользили. Одна прыгнула в воду и потащила за собой телегу, к которой была привязана.

– Девки! Бери весла! Толкай паром от берега! – раздалась команда рулевого.

А мужик выхватил нож и обрезал повод, которым была привязана лошадь. Как только она освободилась – сразу поплыла к берегу. С телегой долго пришлось повозиться, пока ее вытащили на берег. Вторая лошадь ни за что не хотела прыгать в воду. Ее толкали сзади, тянули за повод, но она упиралась в низкий борт всеми четырьмя ногами и не желала сходить в воду. Наконец ее прямо столкнули, и тогда она пошла на берег, отряхиваясь и отфыркиваясь. Для телеги подвели под колеса две доски и по ним ее скатили.

– А вы что не выходите? – закричал один из мужиков на стоящих на носу баб и девок. – Что, ждете, чтобы вас на ручках вынесли? Выходите, выходите! И так сколько времени потеряли! Вон где уже солнце.

– Дяденька Трофим, возьми меня на ручки! Я ножки боюсь замочить! – со смехом просила девушка, но в следующую минуту она первая спрыгнула в воду и пошла к берегу. Около самого берега нагнулась к воде и давай брызгать на мужиков.

– Ах ты, вредная! – сказал мужик. Бросился за девкой, догнал ее, схватил в охапку, принес и бросил в воду. Девка страшно визжала и отбивалась, но была выкупана с головой, нитки сухой на ней не осталось. Остальные женщины сняли с ног лапти, спокойно спрыгнули в воду и вышли на берег. Я хотела сойти по доске, которую положили под телегу, но она не доходила до сухого песка. Брат вошел в воду, взял меня на руки и вынес на сухое место. Лошадей запрягли, мы сели и поехали, подпрыгивая на каждой кочке. Когда приехали на покосы, мужики встретили нас приветливо.

– Поздно, поздно приехали, – пожурил староста. – Ну, девки, за работу! Трава пересохла, ожидаючи вас…

Женщины пошли к кустам, сняли с себя лишнюю одежду, взяли грабли и стали сгребать свежую просохшую траву, которая лежала толстым валом. Две девки подходили к сену и ручкой грабель начинали подбрасывать его вперед, и оно заворачивалось в огромный вал. Его оставляли около места будущего стога, а женщины шли обратно к следующему ряду и таким же образом гнали и его к тому же месту. Когда сгребли все ряды с одной стороны луга, то начинали таким же образом сгребать их с другой стороны. В конце концов на середине его получается один огромный вал из сена. Тут тогда и начинают метать стог. Сено, скошенное между кустов и в овражках, сгребают отдельно, и бабы приносят его небольшими охапками на руках.

Я пошла к косарям смотреть, как они косят. Трава доходила мужикам до пояса; густая, она вся пестрела цветами. Восемь мужиков шли в ряд. Под могучими взмахами их кос трава ложилась ровными рядами. Я присела на свежескошенную траву и увидела в ней много свежей земляники. Вытаскивая за стебельки спелые ягоды, я ела их.

Как прекрасен мир без войны, без пушек, без ран и убийств. Мне так хорошо здесь! Я, кажется, забыла не только войну, но и Ваню. Давно я не чувствовала такого душевного спокойствия и радости. Как, в сущности, немного нужно человеку, если жить вот так, как живут эти люди: работают с удовольствием, поют, веселы. Едят скромно, что Бог пошлет. Нет у них ни зависти, ни недоброжелательства друг к другу. А, может быть, те вон женщины завидуют мне, что я лежу на мягкой траве, ем ягоды да еще рассуждаю на их счет, что они всем довольны?

– Тина Митревна, пойди посмотри. Гнездо здесь, – звал меня мужик. Я подошла и увидела гнездышко и в нем четыре крошечных птенчика, совсем еще недавно вылупившихся.

– Что это за птички?

– Да, поди, жаворонки, – сказал мужик и посмотрел вверх, задрав голову. Посмотрели и другие мужики: – Да вон, вишь, над головами кружится; беспременно их мать. Не бойся, не тронем! Иди, корми их, – говорит он.

– Надо уйти отсюда подальше, – сказала и я, а тут подошел староста и говорит:

– Пора полдничать! Вон солнышко-то где.

Мужики побросали косы и пошли к речке, где была сложена провизия и накрыта брезентом. Женщины увидели, что мужики идут завтракать, тоже побросали грабли и пошли туда же. На завтрак горячего не полагалось, ели холодный вареный картофель, творог со сметаной, зеленый лук, огурцы, крутые яйца и много свежего хлеба. Все это запивали водой из этой черной речки. Быстро поели и прилегли ненадолго.

– Что, девушки! С непривычки-то заморились небось? – говорят мужики.

– Да где уж нам; знамо непривычные, впервой, видишь, вышли на покос-то. А то все сидели дома у окошечка да ручки маслом мазали, чтобы белые были… – говорит молодая баба, Матрена, скаля белые, крепкие зубы, высмеивая мужиков. Все хохочут…

– Даст бог, завтра с косьбой-то покончим! Может, не успеем сметать? Придется в понедельник ехать сюда одним мужикам. Завтра ведь суббота, домой поедем, – сказал староста. Отдых кончился. Все поднялись и пошли каждый на свое место, а мы с братом остались сидеть.

– Я давеча думала, что они вот довольны всем, и работа им не в тягость. А кто знает, может быть, и завидуют нам, что