Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

вечером, когда они возвращались с поля, пел с ними песни. Сначала мы с ним ездили в лес на тележке, но потом стали ездить верхом. В лесу собирали рыжики, которых в наших краях очень много, охотились на рябчиков, которых тоже великое множество. Наконец собрались и поехали на сенокос с ночевкой. У сестры были луга в Закамье. Это великолепные заливные луга с высокой, мягкой и душистой травой. Но ехать туда далеко, и поэтому ездили всегда на несколько дней. Брали с собой еду – хлеб, картофель, крупу, огурцы и зеленый лук… На этих лугах было много мелких озерков и болот, образованных весенней водой, оставшейся после разлива Камы. В этих озерках водилось много карасей и небольших щук. Косари уехали на сутки раньше и взяли мешки с едой только для себя. На следующее утро поехали мы: я, брат, девки и молодые бабы – сгребать сено, которое вчера накосили уехавшие мужики. Сенокос в наших краях считается самой приятной летней работой. Все были нарядны, мужики в красных новых рубахах, сшитых еще ранней весной и хранившихся для сенокоса. Бабы и девушки в ярких юбках, красных кофтах, с белыми или пестрыми фартуками. На головах – новые платки, на ногах – лапотки; у девок – длинные косы, в косах – яркие ленты. На косьбу все идут охотно. Почему-то никто не считает эту работу тяжелой, всем она кажется легкой и приятной. С утра и до вечера раздается во всех углах покоса пение, прерывающееся визгом и криком. Это парни или молодые мужики гоняются за какой-нибудь девкой. А она убегает от них или отбивается чем попало и куда попало. Часто другие девушки бегут на выручку подруги, которую парень поймал, бросил ее в свежий вал сена и забрасывает ее большими охапками этого же сена. Тогда несколько девок нападают на парня и бьют его. На выручку парня прибегают другие мужики и парни, и получается общая свалка. Крик и визг стоит такой, что ничего нельзя расслышать. Только мелькают юбки, красные рубахи да лапти разных размеров. Какой-нибудь девке удастся вырваться из этой свалки, и она бросается бежать. За ней, конечно, гонится парень. А когда догонит, то так ее огреет широченной ладонью, что, кажется, она непременно расплачется от боли. Но девка повернется к парню и сама даст ему оплеуху не меньшей силы.

На покосе всегда выбирался староста из степенных мужиков. Он наводил порядок и смотрел за работами. Если увидит, что молодежь очень уж развозилась, подойдет и, ни слова не говоря, каждого попавшегося, все равно – девку или парня, бьет чем попало:

– Что это? Играть сюда приехали да сено мять? Живо возить копны да метать новый стог! – строго прикрикнет он.

И все слушаются без возражений. Целый день работы утомляет всех. К вечеру девки и бабы двигаются вяло. А староста знай только покрикивает:

– Шевелись, девушки! Подносите сено проворнее! Засветло домечем стог. А там уж пойдете рыбу ловить на уху! – Солнце давно уже закатилось. Но работу всё не кончают.

– Дяденька Савелий, – спрашивает девушка, – когда же мы пойдем ловить рыбу-то? Темно уж стало! В темноте только лешего поймаем вместо рыбы…

– А вы бы меньше днем-то играли с парнями! Тогда бы и засветло рыбу-то ловить пошли.

Но потихоньку, незаметно, две-три женские фигуры отходят и бегут к озерку. Сняв с себя лапти и нижнюю самотканую юбку и завязав ее у пояса, как мешок, они осторожно входят в черную теплую воду. Через минуту обе уже кричат со страху:

– Ой! Что-то попало живое под ноги!

Но это не мешает им очень скоро вытащить на берег полную юбку как золото блестящих карасей. Их сразу несут на речку чистить и мыть. Она извивается тут же по лугам, неглубокая и неширокая, но с водой черной, как вакса. После заката солнца вода кажется особенно жутко-неприятной. Оба берега речки сплошь заросли ивой, калиной, черной и красной смородиной.

Пока девки ловили рыбу да чистили ее, староста отпустил и других:

– Бабы, девки! Довольно работать! Пора ужин варить! – кричит он.

Сразу начинаются смех и шутки. Девки собирают хворост, разводят костер. Над костром висят котлы. В одном варится каша, в другом – уха из карасей. Мужики моются на речке. Слышно их фырканье и отрывочные фразы: «Иван!» – «Да ну тя к лешему!» – «Да не плещись!» – «Стой, стой! Кто-то меня тянет за ногу!» – «А ты вот побалуй. Ежли без креста, так и вправду схватит за ногу да и утащит!» – говорит кто-то из мужиков.

– Ужинать!.. Мужики, ужин готов! – закричала баба. – Скорее! Рыба перепреет!

На траве разостлан брезент, и вскоре все уже сидят вокруг, поджав ноги, и чинно хлебают уху. На брезенте стоят две большие чашки, каждая на десять человек. Всех рабочих двадцать человек: восемь мужиков и двенадцать женщин. Уха съедена, и в этих же чашках подают пшенную кашу; вместо коровьего масла в кашу льют подсолнечное. Несмотря на то, что женщины работали так же, как и мужчины, весь день, за ужином мужики сидели спокойно и ели, а женщины услуживали и угощали их; резали хлеб и подавали соль, а две постарше заведовали кухней-котлами, разливали уху, раскладывали кашу и подавали на стол.

– Ешьте, ешьте, мужики! Наварено много! Хватит всем, – угощали стряпухи.

На столе-брезенте лежал зеленый лук, свежие огурцы и крутые яйца. Огромный каравай черного хлеба резался на ломти через весь каравай и уничтожался едоками с невероятной быстротой…

– Ух! Ну и поужинали! – сказал кто-то с тяжелым вздохом. – Спасибо, стряпухи!

– А сами-то вы когда ужинать будете? – спросил староста.

– Да что нам! Мы уже поужинали, – ответили стряпухи.

– Ну, спаси вас Христос! – Все крестятся и тут же ложатся спать, подложив под голову зипуны.

– Ай не замерзнем? Ночь, поди, теплая будет, – сказал Савелий.

– А вот девок положим промеж собой! Тогда теплее будет, – говорят мужики. А молодые парни не ложились еще. Они подбрасывали хворост в костер и приглашали девушек садиться поближе к огню. И скоро понеслось в ночной тиши их тягучее и нежное пение. Недалеко, в кустах, не вытерпел и защелкал соловей. На дальнем болоте, потревоженные необычайным шумом, проснулись утки, и закрякал селезень.

На другой день после отъезда мужиков на покосы поехали туда и мы. С нами ехали двенадцать женщин и три мужика. В двух телегах везли всех нас да еду на три дня для всех рабочих. Мы с братом взяли одеяла и охотничье ружье. От усадьбы до Камы нужно было ехать восемь верст, а там нас ждал огромный паром. Погрузили телеги, поставив их поперек парома,