Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

«Почему же, — спрашивали они, — не могли противостоять этому произволу тт. Хрущев, Молотов, Ворошилов, члены партии? Почему же они положили Сталина рядом с Лениным? Как понимать, что товарищ Хрущев предложил съезду почтить память Сталина? Какие меры приняты ЦК для предотвращения… самовозвеличивания со стороны отдельных авантюристов и перерожденцев, как это было со Сталиным?»

Особенно волновалась интеллигенция: в Ленинграде, в поселке физиков в Дубне, в московской Академии наук. «Разве приписывание всех ошибок тов. Сталину не есть культ личности?.. Не является ли данью культу личности мнение, что один Сталин мог сломить волю большинства партии?» — интересовались одни. «Мы и сейчас повторяем культ личности, возвеличивая Хрущева», — говорили другие. «У нас такое положение, когда собственность принадлежит народу, а власть — …кучке прохвостов», — настаивали третьи. А четвертые вопрошали: «Чем было наше государство в продолжение почти 30 лет: демократической республикой или тоталитарным государством?.. Не способствуют ли культу личности однопартийность и почти полное слияние органов власти и партийных органов?»[454]

Хрущев предусмотрительно предупреждал в докладе: «Мы должны со всей серьезностью отнестись к вопросу о культе личности… Но надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв». И теперь выступающих с критикой коммунистов осуждали как «неправильно понявших линию партии», некоторых исключали из КПСС или увольняли с работы. Появились и первые политические психушки — требовавших более последовательного разоблачения сталинских преступлений объявляли душевнобольными[455].

Обсуждали доклад и в маминой школе. Классная руководительница была прогрессивной, и, чтобы проникнуться моментом всеобщей критики, их выпускной класс повели в Мавзолей Ленина — Сталина. Около свежемумифицированного желтого лица вождя народов Юля слышала, как посетители шипели проклятия в его адрес; кто-то тихонько, чтобы не заметила милиция, плюнул ему в гроб; одна немолодая женщина истово перекрестилась, как на икону.

Потом в школе Юлю, как близкую к источнику политики, вызвали к доске для разъяснения отдельных пунктов доклада — как бороться с культом личности в будущем, почему члены Политбюро не сумели остановить сталинский произвол. Она краснела и молчала, так как дома ни культ, ни доклад не обсуждали. На помощь пришла Нина Буденная, сказав, что Семен Михайлович настаивал на ознакомлении с докладом, а не с дебатами по его поводу. Буденные разоблачения Сталина не поддерживали, но и против нового курса не выступали. После этого собрания у мамы навсегда пропала способность к публичным выступлениям. Она говорила, что теперь смертельно, до полного ступора, боялась оказаться в ситуации, когда на тебя прет толпа, а ты не знаешь, что говорить.

В районной партийной ячейке прабабушки обстановка была совсем другая. Им зачитали доклад, но никакого обсуждения не было. Все выслушали спокойно, послушно. Выходили из комнаты молча, но ее попросила остаться партсекретарь. Она все-таки хотела узнать у «старшего товарища, чего ждать дальше»: «Передайте, пожалуйста, Никите Сергеевичу, что нам нужны более развернутые разъяснения. Мы не знаем, что говорить рядовым членам партии. Партийный аппарат напуган и сбит с толку». Эта женщина не могла поверить, что для прабабушки доклад был такой же неожиданностью, как и для всех остальных.

«Ты передала?» — спросила я после ее рассказа. «Да, — ответила она, — я не была на съезде и продолжаю об этом жалеть, но сказала Никите Сергеевичу, что это ошибка. Нельзя подвергать таким испытаниям веру в ЦК КПСС». — «Партия, люди должны знать правду», — не согласился он. И все же он до конца жизни сомневался, правильно ли поступил, при этом считал разоблачение Берии и Сталина самым большим своим достижением.

Многотысячная демонстрация в поддержку И. В. Сталина

Тбилиси, 5 марта 1956

[Из открытых источников]

Многие были на стороне Нины Петровны, расценивая такие откровения как «позор для государства»[456], и даже отказывались верить «фактам, которые изложены в закрытом письме». Не раз звучало следующее утверждение: «Сталин воспитал меня с детского возраста на своих идеях, и я от этих его идей не откажусь и сейчас»[457]. В годовщину его смерти 5 марта в Тбилиси начались многодневные массовые беспорядки с требованиями реабилитировать Сталина и Берию и вывесить в грузинских городах портреты вождя. «Верните нам Сталина», — скандировали тысячи его соотечественников. Звучали призывы к выходу Грузии из состава СССР. Восстание было подавлено танками, многие арестованы, несколько человек убиты[458]. Фактически государство одинаково (правда, с разной степенью жестокости) расправлялось с теми, кто поддерживал доклад, и с теми, кто ему возражал.

«Хрущев России» Обложка журнала «Тайм», США, 30 апреля 1956

[Семейный архив автора]

Всю весну «Правда» пыталась направить волну десталинизации в русло, одобренное партией. В апреле в двух передовых статьях говорилось и о достижениях Сталина, и о его недостатках, а читателю предписывали правильный путь: коммунисты должны бороться против бюрократических методов работы, порожденных культом личности, одновременно пресекая любые попытки «клеветнических» и «антипартийных» заявлений под видом критики культа[459].

Но, даже учитывая эти метания и недостатки, нельзя не признать, что решения XX съезда определили будущее развитие страны и изменили международные отношения. Политика «разрядки напряженности» дала перспективы миру не меньше, чем официальный отказ в СССР от практики и методов «культа личности». Однажды выведя Советский Союз из той тюрьмы, Хрущев дал надежду на будущее освобождение России от ее губительного очарования вождями.

ВЗГЛЯД СОВРЕМЕННИКОВ

Л. М. Каганович:

Надо сказать, что еще до XX съезда Президиум ЦК рассматривал вопрос о незаконных репрессиях, о допущенных ошибках. Президиум ЦК образовал комиссию, которой поручил рассмотреть дела репрессированных с выездом на места, сформулировать общие выводы и конкретные предложения. После обсуждения этого вопроса на Президиуме предполагалось собрать после XX съезда Пленум ЦК и заслушать доклад комиссии с соответствующими предложениями.

Именно об этом и говорили товарищи Каганович, Молотов, Ворошилов и другие, высказывая свои возражения. Кроме того, товарищи говорили, что мы просто не можем редактировать доклад и вносить нужные поправки, которые необходимы. Мы говорили, что даже беглое ознакомление показывает, что документ односторонен, ошибочен. Деятельность Сталина нельзя освещать только с этой стороны, необходимо более объективное освещение всех его положительных дел, чтобы трудящиеся поняли и давали отпор спекуляции врагов нашей партии и страны на этом.

Каганович Л. М. Памятные записки рабочего, коммуниста-большевика, профсоюзного, партийного и советско-государственного работника. М., 2003. С. 571.

В. М. Молотов (в 1926–1957 — член Политбюро ЦК ВКП(б) / Президиума ЦК КПСС, в 1953–1956 —