Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

был опубликован через десять дней, но имел мало общего с разгромным секретным докладом. В постановлении критиковались репрессии 1930-х годов и некоторые другие «ошибки» Сталина, но превозносились его достижения как государственного деятеля и военного лидера, направленные на «беспощадную борьбу с врагами ленинизма». Резолюция осудила позицию Тольятти о том, что культ был причиной «определенных форм вырождения» в советском обществе[472].

Протокольная запись переговоров между советской и югославской правительственными делегациями

9 июня 1956

[РГАСПИ. Ф. 84. Оп. 3. Д. 33. Л. 124]

Проект резолюции XX съезда Коммунистической партии Советского Союза «О культе личности и его последствиях», принятый съездом

Февраль 1956

[РГАНИ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 17. Л. 92]

Политический климат резко менялся — пока СССР поворачивался к консерватизму, за рубежом, особенно в Польше, расцветал либерализм. Выступление Хрущева после XX съезда перед коммунистами в Варшаве и последовавшая там смена руководства привели к чистке сталинистов в спецслужбах и амнистии тысяч политзаключенных.

В Познани давно не утихали споры об условиях труда на Цегельском металлургическом заводе. Когда Министерство машиностроения нарушило договор о зарплате, забастовка рабочих переросла в бунт. 28 июня толпы людей вышли на улицы, скандируя: «Долой красную буржуазию!» Они призывали к свободным выборам, а по дороге от завода к центру города ворвались в полицейский участок и захватили оружие. 10 000 солдат и 400 танков польской армии были вызваны для наведения порядка; 73 человека погибли. Варшава согласилась с требованиями и пошла на уступки трудящимся.

Эти неподконтрольные Кремлю события повлияли на ужесточение тона постановления о культе[473]. Польское восстание в нем объясняли происками империалистов. Документ активно критиковал «врагов», корыстно использующих «покаяние» Хрущева. Разоблачение культа больше не обсуждалось, а наступление на сталинизм переформулировали по-сталински: суть проблемы во врагах, а не в личности.

В отличие от секретного доклада, в котором Хрущев взял на себя ответственность за разоблачение вождя, авторы постановления уравняли недостатки и достижения Сталина, чтобы Молотов и Каганович смогли под этим документом подписаться. При Сталине была нарушена «самокритика», говорилось в документе. Чистки 1930-х привели к ограничению демократии. Потеря партией контроля над органами госбезопасности постепенно превратилась в личный контроль Сталина над этими органами. Но Сталин не всегда был единоличным лидером, культ его личности был случайным исключением. В постановлении отсутствовали ужасающие примеры репрессий, и оно утверждало, что ошибки никак не затронули природу советского общества.

Познанские протесты, невыразительное постановление о культе и визит Тито затем повлияли на дальнейшие события в Венгрии.

В июне 1953 года Берия требовал от венгерских коммунистов назначить Имре Надя премьер-министром, оставив Ракоши во главе партии, которая, как думал Берия, все равно скоро отомрет. Надь сумел провести экономические реформы и создать новый демократический форум — Патриотический народный фронт. Но вскоре Ракоши начал кампанию против Надя как «человека Берии», обвинил его в «правом уклонизме», выгнал из правительства и партии.

После подписания Московской декларации Хрущев заверил Тито, что конец Ракоши — всего лишь вопрос времени. И Суслов, который как раз закончил работу над постановлением о ХХ съезде, отправился в Будапешт, чтобы подготовить отставку консервативного венгра. Но Суслов сам был консерватором и считал, что устранение Ракоши будет «таким подарком враждебным силам», что на лучшее они не могут и надеяться[474]. Тогда для баланса на озеро Балатон отправился «в отпуск» примирительный Микоян. Понаблюдав несколько дней за перетрясками, Анастас Иванович пригрозил венгерскому сталинисту отставкой[475], а в Кремль сообщил, что Ракоши должен уйти.

При этом жесткая линия в Президиуме набирала силу[476]. 16 июля «Правда» опубликовала директивную статью, которая заклеймила протесты в Польше как махинации «империалистов». В ней критиковалось и появление в Венгрии «враждебного» Кружка Петефи, созданного либеральным коммунистическим союзом молодежи.

27 июля эти молодые коммунисты организовали обсуждение свободы слова, в котором приняло участие 6000 человек. В ответ Ракоши потребовал запретить кружок и арестовать 400 оппозиционеров во главе с Надем. Ситуация становилась взрывоопасной.

Тито хотел сменить Ракоши на Яноша Кадара, умеренного реформатора и человека Надя. Хрущев его поддержал. Но Молотов был против: менять Ракоши надо на Эрнё Герё, его не менее просталинского заместителя. Хрущев решил не спорить, и Микоян из Венгрии отправился в Белград для консультаций с югославами.

Докладная записка председателя КГБ при Совете министров СССР И. А. Серова в ЦК КПСС об оппозиционных кругах в Венгрии, отставке М. Ракоши с поста первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся с автографами

26 июля 1956

[РГАНИ. Ф. 89. Оп. 45. Д. 4. Л. 1–3]

Тито был доволен своим растущим влиянием на кремлевскую политику. Никита Сергеевич приехал в Югославию 19 сентября 1956 года с «частным визитом» по личному приглашению маршала, а через неделю они отправились в Крым, где у них было еще больше времени без посредников обсуждать будущее мирового коммунизма. 2 октября Хрущев пригласил в Крым и Герё. Поначалу Тито возражал, но, узнав, что тот уже встретился с Надем, смягчился. 13 октября Надя восстановили в партии, а 15 октября Герё приехал в Югославию с государственным визитом.

Никита Сергеевич уехал совещаться с югославом еще и от домашних проблем. Несмотря на его возражения, Нина Петровна разрешила вдове Леонида увидеться с дочерью. «Юлочка поступила в университет; я обещала, что устрою им встречу», — сказала она расстроенному и рассерженному мужу.

Сентябрьским утром 1956 года за завтраком прабабушка серьезным тоном сообщила Юле: «Твоя мать Любовь Сизых сидела в лагере, теперь на свободе». Это было как удар грома. Дома о Любе не говорили, и она думала, что Люба, как и Леонид, умерла в 1943 году. Мама всегда волновалась, рассказывая эту историю: «Папа зашел на кухню, спросил: „О чем это вы шепчетесь?“ Он раньше не спрашивал. Мама, Нина Петровна, ответила: „К Юлочке приехала мама, остановилась у Ариши“. Он сверкнул глазами, повернулся на каблуках и вышел, и никогда у меня потом про Любу не спрашивал».

На следующий день Юля пришла в Карманицкий переулок к Арише, сестре прадедушки. Она едва коснулась кнопки звонка, как из квартиры выбежала моложавая женщина в обтягивающем белом платье: «Дочь! Она так похожа на Леню!» Маме было неуютно в объятиях этой незнакомой женщины, которая почему-то говорила о ней в третьем лице. Вскоре они сидели на кухне, листая большой фотоальбом: Люба в летной форме, Леонид с годовалой Юлей на