Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

href="ch2-487.xhtml#id397" class="a">[487]. 31 октября уже сам Хрущев согласился использовать армию для восстановления порядка, фактически повторив слова Андропова: империалисты увидят слабость СССР и войдут в страну, поэтому «у нас нет выбора».

В то время в Египте разгорелся свой собственный кризис — войска Англии и Франции вторглись в бывшую британскую колонию под предлогом защиты Суэцкого канала, важного судоходного пути, соединяющего Средиземное и Красное моря. Их действия еще больше убедили Хрущева в правильности кремлевского решения; он опасался, что Венгрию может постичь судьба Египта.

Президиум с энтузиазмом его поддержал; во главу нового лояльного правительства договорились поставить ветерана-коммуниста Ференца Мюнниха, посла Венгрии в СССР и Югославии, которого Хрущев знал еще с 1930-х годов, Кадарa сделать его заместителем, а Надя — если захочет — заместителем премьер-министра.

На следующий день Микоян, поспешно вернувшийся из Будапешта, еще раз попытался убедить Президиум, что, если поддержать лидерство Надя, он сумеет стабилизировать ситуацию. Суслов же, наоборот, считал, что в Венгрии идет неподконтрольная партии «буржуазная реставрация» и что «только через оккупацию будет правительство, которое нас поддерживает».

Утром 2 ноября Микоян зашел к Хрущеву, чтобы на прогулке обсудить Венгрию без посторонних глаз и ушей. Прабабушка говорила, что Анастас Иванович «был совершенно в растрепанных чувствах, глаза красные, видимо, несколько ночей не спал». Он опять призывал все решить миром, но, как именно, понятно объяснить не мог.

«Микоян очень расстроился и даже пригрозил, что не может поручиться за последствия и в знак протеста может даже что-то сделать с собой», — вспоминал Хрущев[488]. Угроза была громкая, но пустая, «Анастас остался в добром здравии».

Эта угроза раздражила прабабушку. Никита Сергеевич на пенсии часто давал бывшим соратникам уничижительные оценки, но про Микояна плохо не говорил. Мог процитировать, например, Сталина, что Микоян «торгаш», имея в виду его бывший пост министра торговли, а свою привязанность к Анастасу Ивановичу объяснял так: «Он был хитер, умен, остроумен и активен, терпел меня, терпел мои замечания».

Прабабушка, наоборот, считала, что тот прадедушку терпел из удобства, иначе «терпел» бы кого-нибудь еще. (В чем-то она, возможно, права, сначала Микоян чаще других отдыхал со Сталиным, а потом с Хрущевым.) После угроз самоубийством она возмутилась: «Это не по-партийному. Лучше бы помог урегулировать, а то он все ездит, ездит, а толку никакого». Она сказала то же самое в 1962 году после Новочеркасска, куда Микоян поехал успокаивать протесты рабочих электровозостроительного завода.

Постановление Президиума ЦК KПCC «О положении в Венгрии» с утверждением текста телеграммы И. Б. Тито и поручением Г. К. Жукову подготовить план возможных действий

31 октября 1956

[РГАНИ. Ф. 89. Оп. 45. Д. 15. Л. 1–2]

«Ты был так влюблен в Микояна, — попеняла она прадедушке. — Когда он тебе путанно объяснял, как бежал и спасся после расстрела других Бакинских комиссаров, ты даже не уточнил. А ведь до сих пор непонятно». Когда мирное урегулирование в Венгрии все-таки не получилось, Хрущев в сердцах с ней согласился: «Этот… Суслов и мой друг Микоян все это время прятались в танках, конечно, ничего не вышло».

Поссорившись с Анастасом Ивановичем, в тот же вечер Никита Сергеевич поехал искать поддержки на остров Бриони (сейчас в Хорватии), где находился его другой друг, Иосип Броз Тито. Всю ночь они обсуждали Венгрию, запивая несогласия коньяком. Хрущев привез ящик дагестанского, который, как он сказал, пил Сталин, таким образом дав понять Тито, что тот так же велик. Первый секретарь польстил и вниманием: такие срочные встречи проходят в Берлине, Бухаресте и других соцстранах, но к маршалу он приехал сам, лично. К утру Тито тоже разочаровался в Наде: слишком независим и неуправляем. Дав добро на военное вмешательство, он согласился на создание «революционного» рабоче-крестьянского правительства, но во главе с Кадаром, а не с Мюннихом. (Гомулка, кстати, добро на военное вмешательство так и не дал.)

Тогда же Мюнних и Кадар исчезли из Будапешта, и 3 октября уже с Украины они — представители самопровозглашенного революционного правительства, в которое Надь больше не входил, — просили о советском военном вмешательстве.

События развивались с головокружительной быстротой: Надь объявил о выходе теперь нейтральной Венгрии из Варшавского договора. В ответ началась разработанная Жуковым операция «Вихрь» для его свержения. С 4 по 7 ноября по всему Будапешту шли ожесточенные бои между освободителями и усмирителями. 15 000 повстанцев из вооруженных отрядов сопротивления не могли противостоять советской мощи в 30 000 военных, 1000 танков и сотни орудий, но сражались они насмерть.

Андропов потом рассказывал заслуженному дипломату Олегу Трояновскому, как во время боев его машина попала под обстрел на окраине города и ему с военным атташе и водителем пришлось пешком добираться ночью в центр в представительство СССР на улице Байза. Стреляли и в само здание посольства, более того, в кабинет посла.

Трояновский, помощник Хрущева по международным делам, говорил маме Юле, «что на Андропова произвели очень большое впечатление события 1956 года. У его жены Татьяны было сильное нервное потрясение, кажется. Он постоянно возвращался к венгерскому кризису в своих рассказах, говорил: „Вы не представляете себе, что это такое — стотысячные толпы, никем не контролируемые, выходят на улицы“».

Разногласия в советском руководстве разгорелись с новой силой, когда Хрущев, по соглашению с Тито, предложил избрать новым венгерским лидером Кадара, который уже успел предложить программу по восстановлению коммунистической власти. Первый секретарь ее одобрил, даже взял на себя вину за случившееся: мы запоздали с отставкой Ракоши, а Герё оказался бессмысленным. Хрущев сказал, что нельзя больше считать Надя коммунистом, но напомнил, что не все повстанцы враги. Молотов же ни в какую не хотел соглашаться с кандидатурой своего кровного врага Тито и метал молнии из-за того, что Кадар публично критиковал Ракоши и продолжал считать себя членом руководства Надя.

В чем Никита Сергеевич действительно просчитался, так это в чрезмерном доверии к югославским союзникам. Когда 4 ноября советские войска начали наводить порядок — усмирение Венгрии было быстрым и кровавым; 4000 венгров погибли, как и 669 советских солдат, — Надь, следуя плану Хрущева и Тито, попросил убежища в югославском посольстве. Молотов был уверен, что вместо сотрудничества Белград преследует собственные цели. Кремль хотел «изолировать» Надя от «реакционеров» и «пригласить» в Москву, чтобы заставить сделать заявление в пользу Кадара. Но Тито вдруг отказался выдать либерального венгра, требуя выпустить его в Белград.

Хрущев был вне себя: маршал вел двойную игру, как и предполагал излишне подозрительный, но очень опытный Молотов.