Сады земные и небесные - Лидия Николаевна Григорьева

похмелье». Летают сиятельные птицы, вокруг изобилие сластей житейских, а сердце плачет («только ёжик свернулся и спит, только сердце проснулось и плачет…»), но жизнь идет, и избранник спит, как великан, разметавшись от горизонта до горизонта. Но уже порядком надоели бесконечные пространственные и духовные скитания.

Жить, хоть в хоромах,

Хоть в лебеде,

Только бы дома,

А не везде…

И вдруг, новая черная Бездна накрыла их двоих. И первая мысль, выжил бы её земной и родной печальник:

В душе свинец расплавленный застыл,

В саду моем разор и окаянство.

А для того, кто так меня любил.

Я вымолю и время, и пространство.

…

Мы вместе одолели путь земной,

Который стал и чужд, и непосилен…

Детство и юность, первые прозрения в поэзии под знаком смерти отца, зрелость совпала с трагической гибелью сына. Это тоже страшнейшие подробности житейского Бытия поэтессы Лидии Григорьевой. И прямой вопрос с неба: «Мама, зачем ты живешь, если меня уже нет?». Отвечать нечем. Только стихами, только небесными садами.

Я вошла, а ты не дышишь.

Я молюсь, а Ты не слышишь…

Я стою, не упадаю,

жизнь погибшую листаю

до последнего листочка…

Ты куда забрал сыночка?

Укажи мне этот путь,

Дай понять, обнять, взглянуть…

Встреча их уже впереди, в вечности золотой. А здесь, уже как кладбищенские узоры, как цветник на могиле близких – расцветшие сады. И сколько бы их не было, этих дурманящих цветов и садов, это всё сновидение в кладбищенском саду о вечной жизни возродившихся своих близких – отца, сына, родины.

Я отмеряю жизнь по странной мерке:

Как чертик из старинной табакерки,

Вдруг выпрыгнет наружу слово «смерть».

«Не сметь, – я говорю ему. – Не сметь!»

И все сады становятся памятью о смерти, становятся подробностями иного Бытия. Вот тогда и открывается путь в поэзии Лидии Григорьевой от пейзанского сада – к саду печали и смирения. Сад становится как бы монастырским обетом Лидии Григорьевой, поручением, данным ей сверху, от Бога. Тогда сливаются в одно пространство и все колотые раны её временных обиталищ, раскинутых по всей земле. Её фотопоэзия объединяет венецианские карнавалы, восточные базары, иерусалимские пещеры – это всего лишь «заснеженный вид красивый», которым она окружает память о близких: «Приеду побыть с тобой, сын мой неугасимый». Это уже её поэзия позднего созревания. А, как признает сама Лидия Григорьева: «Зимнее яблоко – не бывает сладким». Любителям сладкоречивых стихов в её поэзии нечего делать. Самый яркий и красочный её «цветовой поток сияет изнутри / И освещает темень». И убиваться нельзя, большой грех. Вот и остается быть сумасшедшим садовником на могилах дорогих ей людей.

Изопью водицы.

Заблужусь в лесах.

Помяните, птицы,

Сына в небесах…

Наивная правда её с виду кружевных стихов граничит с прямой речью пророков. Она всю свою жизнь творила сама, и возносилась вместе с нею, и падала в Бездну. Кто хочет и сегодня прочитать книгу откровений и сокровений, не бойтесь чарующей красоты её стихов, за ними боль жизни, за ними маска смерти. Как родилась на хуторе Лысом, в гоголевских местах, под звездным шатром, так и тянет ее всю жизнь к этому звездному саду.

Когда я стану беднее бедного,

Когда я стану бледнее бледного,

Не хлопочите, не причитайте,

Но перечтите, но – прочитайте!

Это было написано ею в двадцать лет, в полным осознанием возможной непрочитанности. Опасное предсказание, к счастью, не сбылось.

Декабрь 2011

ПОСТСКРИПТУМ:

И вот трагический круг поэзии Лидии Григорьевой замкнулся. В начале 2012 года раньше времени, на пике своего творчества скоропостижно скончался её любимый муж, яркий русский поэт, прозаик, драматург, историк Равиль Бухараев.

Отец, сын, муж – три богатыря, три крепких мужчины, три ярких личности один за другим на глазах у поэтессы уходили в мир иной. Какая-то предопределенность трагической судьбы.

А ведь написал задолго до ухода Равиль строчки, ставшие пророческими: «Когда уйду в казанские снега, мы разглядим друг друга в свете Бога…». И еще:

Да разве не жаль, что я раньше умру,

Едва разглядев Бога ради,

Как сердце щемят на английском ветру

Твои золотистые пряди…

Когда-то в 1977 году у него вышла первая книжка стихов в Казани «Яблоко, привязанное к ветке», и я в «Литературной России» написал первые заметки о нем. С тех пор и дружим. Он переехал сначала в Москву, потом в Лондон, где я у него частенько бывал. Но всегда оставался ярким и сильным русским поэтом. Он любил свой Татарстан, но перейти в поэзии на татарский язык так и не смог. Так же, как Бродский не смог перейти на английский. Он завещал похоронить себя на родине в Казани. Лидия выполнила его завещание. Из Лондона тело поэта самолетом доставили в Москву. А потом спецрейсом повезли в Казань на машине через всю морозную Россию. Такую биографию выдумать нельзя, ее пишет сама судьбы поэта. В последний путь Равиля провожала вся казанская элита. Очень теплое слово сказал Минтимер Шаймиев. Поэта достойно проводили… Но что делать теперь вдове и подруге поэта? Выть вечерами на луну?.. Или еще глубже удалиться в свои фотопоэтические сады? Книжные сады, природные сады, космические сады. В мироздание сада, где светит солнце живых, а не мертвых.

*** Лидия Григорьева. «Звездный сад», избранные стихотворения.

Составитель Равиль Бухараев (Блиц, СПб., 2011)

*** Лидия Григорьева «Вечная тема», избранные стихотворения и поэмы

С послесловием Льва Аннинского (М., Время, 2013)

Счастливо избранная

Равиль Бухараев

(1951–2012)

Предисловие к книге Лидии Григорьевой

«Звездный сад» (2011)

«Не потому, что я ей муж,

но потому, что я – свидетель

её судьбы»…

Из писательского фольклора

И в ночи безбрежной, в далях – без конца,

детский голос нежный всё зовёт Отца.

Лидия Григорьева «Прятки»

Лидия Григорьева – из самых удивительных поэтов русской словесности. И удивительна она не только прозрачно-чистой глубиной и проникновенной пронзительностью стихов, но и тем, что всю жизнь так наивно, так максималистски и бесшабашно откровенна – и