Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

имеющим место в тотальных институтах, откуда невозможно бежать, с характерными для них жесткими статусными системами. Наиболее сложным случаем оказываются грабежи и разбойные нападения, поскольку состав их жертв не является постоянным, а к приемам, обеспечивающим успех таких преступлений, относится чрезвычайно стремительное, без предварительной «репетиции» принуждение человека к роли жертвы. Но даже в этом случае присутствует некая усеченная предшествующая история, поскольку нападающий может потратить несколько секунд на то, чтобы наметить жертву, прежде чем она сделает шаг вперед через порог ловушки, за которой начинается полномасштабная виктимность (как в описанном случае с насильником, который сначала притворяется, что он явился только за деньгами женщины). Именно по этой причине уличные преступники – это более редкая натура, чем лица, занимающиеся издевательствами и травлей, а вооруженные грабители встречаются еще реже.

Частота криминальной виктимизации имеет устойчивый порядок ранжирования. Ниже приведены соответствующие данные Бюро статистики в области правосудия с 1972 по 2000 год (www.ojp.usdoj.gov/bjs), обновленные в августе 2003 года:

– кражи со взломом: частота варьируется от максимального показателя около 110 случаев на 1000 человек в возрасте старше 12 лет до минимального уровня 35 случаев на 1000 человек;

– нападения без отягчающих обстоятельств (без оружия и телесных повреждений либо с незначительными телесными повреждениями): пиковое значение составляет 30 случаев на 1000 человек, минимальное – 15 случаев на 1000 человек;

– нападения с отягчающими обстоятельствами (с оружием вне зависимости от последующих телесных повреждений или без оружия, но с тяжкими телесными повреждениями): максимальное значение составляет 12 случаев на 1000 человек, минимальное – 6 случаев на 1000 человек;

– ограбления: пиковое значение – 8 случаев на 1000 человек, минимальное значение – 2 случая на 1000 человек (в данном случае к категории «ограбление» относятся как уличные нападения, так и вооруженные грабежи, поскольку статистика не учитывает, применялось ли оружие и происходило ли столкновение лицом к лицу);

– убийства: пиковое значение – 10 случаев на 100 тысяч человек (0,001 на 1000 человек), минимальное значение – 5 случаев на 100 тысяч человек (0,0005 на 1000 человек).

Как можно заметить, наиболее частыми являются преступления, не требующие присутствия преступника на людях, а именно кражи со взломом (аналогичным образом – кражи из автомобилей, за исключением угонов). Что же касается конфронтационного насилия, то оно происходит тем реже, чем больше сил требуется затратить, а наиболее исключительный характер имеют убийства.

В случае с домашним насилием и травлей показатели виктимизации значительно выше, чем для всех остальных категорий преступлений, за исключением преступлений против собственности, чаще всего совершаемых украдкой:

– жестокое обращение испытывают 2–4% детей (20–40 на 1000) [Straus, Gelles 1986];

– серьезной травле подвергаются 5–6% учащихся в британских школах-пансионах [Duffell 2000: 186] и 5–9% (50–90 на 1000) учащихся государственных средних школ [Olweus 1993]. Для США соответствующие оценки варьируются в пределах 15% [Nansel et al. 2001], или 150 на 1000, с отклонениями до 25% и даже 50%, хотя в данном случае используются очень широкие определения того, что такое травля;

– тяжелые формы насилия со стороны партнера происходят примерно у 6% (60 на 1000) проживающих вместе пар в год;

– обычное бытовое насилие происходит среди примерно 16% (160 на 1000) пар [Straus, Gelles 1986; Kimmel 2002] – такой уровень значительно превышает масштабы даже самых распространенных форм ненасильственных преступлений;

– жестокое обращение с пожилыми людьми, по имеющимся оценкам, испытывали 10% представителей этой группы, живущих вместе с родственниками [Lau, Kosberg 1979];

– меры физического принуждения со стороны родителей в отношении подростков наиболее распространены – им подвергаются 50% подростков;

– 80% детей нападают на своих братьев и сестер;

– от 85 до 95% маленьких детей подвергаются телесным наказаниям со стороны родителей [Dietz 2000; Gelles 1977; Straus, Donnelly 1994].

Для большей наглядности можно представить данные для последних трех групп в другом виде – соответственно 500 случаев на 1000 человек, 800 случаев на 1000 человек и 850–950 случаев на 1000 человек. Эти показатели очень далеки от частоты вооруженных ограблений, составляющей от 2 до 8 случаев на 1000 человек.

Из этого также следует, что вне зависимости от возможных генетических или физиологических факторов предрасположенности отдельных людей к насильственным преступлениям подобное лицо не сможет стать успешным уличным преступником, грабителем или хотя бы заниматься травлей либо домашним насилием, не преодолев путь обучения приемам взаимодействия. Было бы нелишним получить ответ на один вопрос, который не изучался подробно: что происходит, когда очень вспыльчивый человек, имеющий генетическую предрасположенность к гневной реакции в виде бросания с кулаками на других людей, делает это в первый раз? Станет ли он (предположим, что имеется в виду лицо мужского пола) успешным задирой? Помимо склонности к дракам, ему также придется обучиться тому, как искать жертв. Если вернуться к примеру детской игровой комнаты, описанной в работе Монтанера и его коллег, то обнаружить таковых среди группы общительных детей-лидеров не удастся, а без определенных собственных навыков социальных контактов наш герой не попадет в середину статусной иерархии игровой комнаты, где находятся задиры, и окажется в изолированной позиции, а следовательно, не сможет участвовать в каких-либо коллективных формах нападения на других. В дальнейшем, уже во взрослом возрасте, этот гипотетический персонаж способен стать серийным убийцей-одиночкой, но не сможет осуществлять большинство других разновидностей насильственных практик – а в действительности окажется не в состоянии справиться с характерными для большинства серийных убийц приемами конспирации и обеспечивать себе какое-нибудь банальное прикрытие [Hickey 2002]. Опять же, если быстрая вспыльчивость не дополняется другими приемами коммуникабельности, этот человек вряд ли найдет сексуальных партнеров и вряд ли станет жить вместе с кем-то другим, а если он все-таки найдет какую-то женщину, то ее может быстро оттолкнуть насилие при отсутствии более тонких или незримых приемов, с помощью которых в ходе насильственного взаимодействия одновременно происходит обучение жертвы, всегда доступной для издевательств. Что же касается ограблений, то совершать их, как правило, обучаются в небольших группах, а более сложные разновидности ограблений, предполагающие конфронтацию, приходят после того, как начинающий налетчик наловчился на их более легких формах. Учитывая это, нашему герою с, предположительно, генетически обусловленной вспыльчивостью, скорее всего, не удастся как следует превратиться в преступного хищника.

Возможно (а некоторые исследователи считают это несомненным), в массе людей и присутствуют подобные личности – и если это действительно так, то они много лет живут как ни в чем не бывало со своей генетической предрасположенностью к вспыльчивости и совершают те или иные насильственные действия, о которых имеются определенные сведения. Но что мы знаем о таких