Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

Это был первый год, когда на Красную площадь вслед за обычными официально организованными колоннами трудящихся были допущены все желающие — охранявшие порядок милиция и сотрудники КГБ в штатском «умывали руки». Запись этой демонстрации можно и сегодня посмотреть на YouTube. Стройные колонны с утвержденными лозунгами неожиданно сменила пестрая толпа неформалов, которая несла и выкрикивала лозунги: «Долой КПСС!», «Горбачева в отставку!», «Свободу Литве!», «Позор!» Ельцин все-таки «пришел»: он смотрел на своего соперника с портретов, которые эта анархо-демократическая демонстрация несла наряду с портретами Сталина и Николая II.

Мэр Попов махал неформалам рукой, предлагая скорее проходить, президент Горбачев делал вид, что ничего не происходит, но, поскольку эти новые демонстранты остановились и продолжали выкрикивать обидные ему слова, вместе с другими почетными гостями стал спускаться с трибуны. Появившиеся в одном ряду лики несовместимых друг с другом персонажей, как и вид спускающегося с Мавзолея Горбачева, возвращают нас к вопросу о роли личности в истории. В условиях возникшего массового общества в конце ХХ века он стоял уже совсем не так, как в его начале и в марксизме.

Фуко и Ролан Барт в конце 60-х годов объявили о «смерти автора»: не авторы высказываний управляют дискурсом, а напротив, дискурс — авторами, которые оказываются лишь его проводниками и точками пересечений. При намеренной парадоксальности такого подхода противоречия в нем нет — это взгляд на дискурс с изнанки, отсюда можно увидеть узелки и петли, не заметные с лица. «Автора» (высказываний), как видно с этой стороны, засасывает в некую воронку: он вынужден говорить, когда лучше было бы промолчать, говорить о том, что плохо знает, невнятно и многословно — таким все больше становилось положение Горбачева, который уже не субъект, а лишь некая функция говорения.

Даже нам, уже знающим, что произойдет, трудно следить за разными дискурсами того времени, которые ведутся асинхронно, и приходится все время перескакивать от одного к другому. Горбачев же был вынужден делать это «в моменте», часто даже не успевая «переодеться»: сменить риторику, чего от него требовало обычное ролевое поведение. Здесь приходилось менять не маски, а, как сказал бы Фуко, «субъектности» — друзья и враги обвиняли его в лицемерии, но он не был двуличен — скорее, ему приходилось создавать для разных дискурсов отдельные клоны, которые не всегда успевали свериться с оригиналом.

Важнейшим был экономический дискурс, где обсуждался вопрос о частной собственности, но в экспертных кругах он был не тот же самый, что в Верховном Совете. Здесь, но на другом — юридическом языке, который не всегда располагал нужными словами, велся политический дискурс, на него накладывался дискурс о выходе/невыходе республик из СССР. Взаимосвязь между двумя этими основными дискурсами была не всегда и не для всех их участников очевидна. Параллельные дискурсы о том же самом, но по другим правилам и другими словами велись в партийных органах, позиция которых на федеральном и республиканском уровнях теперь часто оказывалась противоположной.

Горбачев сам сделал эти обсуждения возможными, но утратил за ними контроль, и теперь они управляли им. Участвовавшие в них «субъектности», или клоны, Горбачева находились на разных стадиях смены идей и верований, у них была не одна и та же картина мира. Это было похоже на раздвоение личности при шизофрении, но так оно и было. Только врожденное нравственное здоровье и то качество, которое мы попытались определить как антоним «депрессивной личности», позволяли ему продолжать действовать и не сойти с ума.

Шахматист обнаруживает свою ошибку в проигранной партии, только анализируя ее задним числом. В тот момент, когда он делает ход, это еще не ошибка, а часть задуманного им плана. Проблема в том, что у соперника тоже есть свой план, о котором можно лишь догадываться.

На XIX партконференции в 1988 году Горбачев говорил: «Президентская форма правления в условиях нашего многонационального государства неприемлема и не вполне демократична, поскольку слишком большая власть сосредоточивается в руках одного человека… да и само слово „президент“ — это немного не согласуется с моими убеждениями». Спустя два года он добился учреждения Съездом народных депутатов СССР поста президента СССР, на который был выдвинут депутатской группой «Союз». Многие демократы увидели в этом попытку узурпации власти и отвернулись от Горбачева.

14 марта 1990 года на III внеочередном Съезде народных депутатов СССР после самоотвода Рыжкова и Бакатина за кандидатуру Горбачева на президентский пост было подано 1329 голосов, против 495. Однако из 2245 депутатов по списку 245 не присутствовали на этом заседании, 112 человек получили бюллетени, но от голосования уклонились, 54 бюллетеня оказались испорченными: уровень поддержки по сравнению с избранием на пост председателя Верховного Совета СССР девятью месяцами ранее сократился на треть, хотя формальный результат составил 73 % голосов.

Когда 12 июня следующего, 1991, года Ельцин будет избран президентом РСФСР с результатом 57,3 % голосов, но путем всенародного голосования, и точно так же укрепят свою власть президенты других союзных республик, станет понятно, что их уровень легитимности существенно выше; наверное, Горбачеву годом ранее тоже надо было рискнуть и установить порядок выборов самого себя прямым всенародным голосованием. Но это сулило верную победу еще в 1989-м, а в 1990-м было уже слишком рискованно.

Трудовая книжка Горбачева с записью о переводе на работу Президентом СССР

15 марта 1990

[Архив Горбачев-Фонда]

Оставив за собой и пост генсека ЦК КПСС, Горбачев скорее терял, чем наращивал это самую трудноуловимую легитимность. Вместе с тем, переместив высший пост из партийной системы в советскую, для чего фактически надо было лишь поменять табличку на дверях кабинета в Кремле, он не повторил ту же операцию по отношению к своему аппарату. Видимо, так он старался избавиться от зависимости от ЦК, но президентский аппарат, по сути, так и не был создан.

Параллельно с Политбюро, которое продолжало собираться, но уже не играло никакой роли в принятии им решений, Горбачев создал в качестве совещательного органа Президентский совет, который почти не собирался и уже в декабре 1990 года был заменен Советом безопасности. При этом верные члены его команды, включая Яковлева, остались за бортом, а из 8 членов, назначенных Горбачевым в Совет безопасности, пятеро спустя восемь месяцев войдут в состав попытавшегося сместить его ГКЧП.

Все это выглядело как лихорадочные ходы в цейтноте, попытки спасти уже безнадежную партию — пока в декабре 1991