"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

одном колесе. Они совершают свой бесконечный бег, замкнутый в едином круге — и никуда из него не могут вырваться, хоть и делают вид, что куда‑то стремятся и все в жизни меняют».

Блеснули, попав на солнце, обода велосипедных колес.

«Точно так сверкало обручальное кольцо на руке Марты Синклер. Это было тогда, когда она, сидя в проходе задымленного салона, распростерши руки искала погибшего сына. Она искала то, чего уже не было, чего уже невозможно было найти».

Мейсон медленно запрокинул голову и посмотрел на небо, но теперь оно не казалось ему пронзительно голубым. Небо было каким‑то бледным, выцветшим и даже запыленным, как старое забытое всеми зеркало.

Просигналил, выезжая из‑за угла, автомобиль, и Мейсон нехотя уступил ему дорогу.

Из автомобиля с заднего сиденья ему приветливо кивнула незнакомая женщина.

ГЛАВА 14

Уверенность в бессмертии. Признание. От кошмарных воспоминаний можно избавиться только вместе с жизнью. Модель самолета в картонной коробке. Телевизор ни в чем не виноват. Ночной разговор в автомобиле под шум дождя и блеск витрин.

За столом в гостиной дома Марии Робертсон царило гнетущее молчание.

Женщине уже было все известно о последней выходке Мейсона. Ей позвонил Питер Равински и они полчаса говорили о Мейсоне.

Доктор не сказал женщине ничего утешительного, он не видел никаких путей спасения Мейсона.

А из его слов выходило, что Мейсон становится все более и более неуравновешенным человеком, что уверенность в его бессмертии делается все более маниакальной.

Дик время от времени бросал на Мейсона короткие испытующие взгляды, ведь он слышал разговор матери и психиатра.

А Мейсон как ни в чем не бывало, ел, улыбался и делал вид, что совершенно не понимает, почему на него так пристально смотрят Мария и мальчик.

— Вы что‑то хотите мне сказать? — спросил он, закончив ужин. — Если хотите, я могу ответить на любые интересующие вас вопросы, но мне кажется, что вы не сможете меня понять. Дело в том, что я и сам не могу объяснить, почему я делаю то или это, почему я совершаю тот или иной поступок.

Чтобы как‑то разрядить обстановку, Мейсон повернулся к Дику и бодро спросил:

— Дик, а чем ты занимался в школе?

— А–а, все то же, — протянул мальчик. — Сегодня мы изучали Америку и Европу.

— Это, наверное, очень интересно?

— Да ничего интересного, как всегда. На прошлой неделе мы изучали Африку и Азию.

— Но тогда ты должен знать, где живут слоны.

— Слоны? — мальчик настороженно посмотрел на Мейсона.

— Ну, если вы изучали Африку, то я думаю, что тебе должно быть известно, что там живут африканские слоны. Они немного меньше по размеру, чем слоны, которые проживают в Индии.

— Конечно, известно, — мальчик поднялся из‑за стола.

Он понял, что сейчас его начнут расспрашивать о школе, о занятиях, об отметках. А ему очень не хотелось сейчас разговаривать на эту тему. Поэтому он пожелал всем «Спокойной ночи» и ретировался в свою комнату.

А Мейсон и Мария остались сидеть за неубранным столом.

Мария резко поднялась из‑за стола, стул чуть не упал, но Мейсон удержал его рукой.

— Я хочу поговорить с тобой, Мейсон. И поговорить очень серьезно.

— Пожалуйста, я тебя слушаю.

— Объясни мне, что происходит с тобой?

Мария расхаживала рядом со столом, и Мейсон слышал запах ее духов.

— Я слушаю тебя, Мария.

— Я хочу знать, что с тобой происходит. Ведь я не посторонний для тебя человек.

— Я уже это слышал.

Мейсон произносил слова абсолютно спокойно, даже равнодушно.

— Мейсон, я искренне хочу тебе помочь. Знаешь, меня очень насторожил этот разговор с Питером Равински.

— А зачем ты слушаешь всяких психиатров? Что они могут объяснить?

— Он рассказал мне очень много.

Мария остановилась за спиной у Мейсона.

— И если быть предельно честной, то я очень испугалась за твою жизнь. Вначале ты взобрался на крышу и отплясывал там, потом тебе захочется броситься под автомобиль, поезд, спрыгнуть с моста. Мейсон, к чему это? Зачем ты испытываешь судьбу, зачем ты подвергаешь свою жизнь риску?

— Я бы никогда не делал этого, если бы был уверен, что все может кончиться плохо. Наоборот, я знаю, моей жизни ничего не угрожает.

— Ты напрасно так думаешь, ты же живой человек. А всему угрожает смерть — и от этого никуда не денешься. Смерть подстерегает человека повсюду и не стоит лишний раз искушать судьбу, не стоит. Мейсон, ты должен понять и меня.

— Почему? — пожал плечами Мейсон.

— Но ведь ты живешь в моем доме.

— Ты меня упрекаешь этим, Мария?

— Нет, но согласись, это выглядит довольно странно, ты приехал ко мне и получается, что я за тебя в ответе. Психиатр звонит мне, расспрашивает, что я о тебе знаю, какой у тебя характер…

— Если тебе не нравится, Мария, я могу уехать. Хотя, честно говоря, мне бы этого не хотелось. Мне у тебя спокойно. Тем более, что я люблю разговаривать с твоим сыном.

Мария немного смягчилась, но все равно была полна раздражения.

— Я благодарна тебе за это. Но в нормальной жизни люди так не поступают, нужна какая‑то определенность. Почему ты позволяешь себе такие выходки, не считаясь ни со мной, ни с моим сыном. Он очень расстраивается, когда с тобой что‑то случается. Для него это настоящая драма. Мейсон, ты не должен забывать об этом — тебя окружают живые люди и, если ты считаешь, что твоей жизни ничего не угрожает, то так не считаю я, не считает Дик. Мы все боимся за тебя.

Мейсон тяжело вздохнул.

— Но как же вы не можете понять, что я отдаю себе отчет в своих поступках и ничего странного в этом нет. Ведь ты, Мария, спокойно переходишь улицу, хотя это тоже опасно. Я знаю, что для меня ничего страшного нет в том, чтобы отплясывать на парапете небоскреба.

— Мейсон, ты мне не безразличен. И потом хватит того, что погиб Дик. Вы два дорогих мне человека, вы часть моей жизни. И я не хочу, чтобы исчез и ты.

— Да, Мария, я согласен с тобой, но я не понимаю причины твоего беспокойства.

— Мейсон, но как можно не понимать? Ведь я когда‑то любила тебя, ты когда‑то любил меня, мы не виделись столько лет и неужели ты приехал сюда ко мне