Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

затруднительна, что требует времени и основательной подготовки почвы. Вы, конечно, меня настолько знаете, чтобы ни минуты не заподозрить меня в желании так или иначе прикрывать свои решения легальными трудностями. (При разводе с Гагариной Скобелеву пришлось взять на себя определенные обвинения, препятствующие повторному браку. – А.Ш.). Я обязан говорить вам всю правду, но, как видите, упомянул о них напоследок. Говорю прямо – трудность решений заключается во мне самом, в моем недоверии к своим силам и, отчасти, в опасении вовлечь вас в положение, в котором вы не найдете счастья, которого вы стоите, так как, повторяю вам, вы меня совсем не знаете». Можно, согласиться с Н. Н. Кноррингом в том, что в этом романе Михаила Дмитриевича не было подлинной любви, тем более страсти, уж очень странно для влюбленного читать призывы при вступлении в брак к «осторожности, выдержке и осмотрительности». Очевидно, здесь было увлечение, обоюдное, искреннее, которое, при отсутствии легальных затруднений могло бы и закончиться браком. Но Скобелев, зная себя, посмотрел правде в глаза, отказавшись от брака с Головкиной.

Да и вся бурная деятельность М. Д. Скобелева говорит о том, что для него на первом плане всегда были общественно-политические цели честолюбивого боевого генерала, а не спокойная семейная жизнь. Таков уж был этот незаурядный человек, оставивший заметный след в нашей истории, но лишенный семейного счастья. Не будем гадать изменилась бы его судьба, проживи он дольше.

Глава шестая

Загадочная смерть

Тревожные предчувствия. – Ищите женщину! – Бокал для «Бонапарта». – Парижские тайны. – В последний путь.

1

Михаил Дмитриевич 22 июня (4 июля) 1882 года, находясь в месячном отпуске, выехал из Минска, где располагался штаб его 4-го корпуса, в Москву. Генерала сопровождали несколько офицеров. По обыкновению он остановился в гостинице «Дюссо», предполагая, как, во всяком случае, говорилось, 25 июня (7 июля) выехать в Спасское, где думал пробыть «до больших маневров» и куда приглашал погостить генерала Н. И. Гродекова.

В день приезда в Москву Скобелев встретился с князем Д. Д. Оболенским. По словам последнего, генерал был не в духе: не отвечал на вопросы, а если и отвечал, то как-то отрывисто. По всему было видно, что его что-то тревожило.

– Да что с вами, наконец? – спросил Оболенский. – Сердитесь из-за пустяков. Вам, должно быть нездоровится?

Скобелев ответил не сразу.

– Да что, – задумчиво протянул он, меряя шагами небольшой кабинет «Славянского Базара», – мои деньги пропали…

– Какие деньги? – удивился князь. – Бумажник украли у вас?

– Какой бумажник! Мой миллион… Весь миллион пропал бесследно.

– Как? Где?

– Да и сам ничего не знаю, не могу ни до чего добраться… Вообразите себе, что Иван Ильич (Маслов, воспитывался в доме Скобелевых, вел все дела Михаила Дмитриевича. – А.Ш.) реализовал по моему приказанию все бумаги, продал золото, хлеб и… сошел с ума на этих днях. Я и не знаю, где теперь деньги. Сам он невменяем, ничего не понимает. Я несколько раз упорно допрашивал его, где деньги. Он в ответ чуть не лает на меня из-под дивана. Впал в полное сумасшествие… Я не знаю, что делать.

Тот же Д. Д. Оболенский сообщал, что Иван Ильич Маслов так и не приходил в себя более и умер сумасшедшим, пережив Михаила Дмитриевича на десять лет[302]. А деньги пропали бесследно. Для чего они предназначались, как уже отмечалось, точно установить не удалось.

Многие авторы сообщают, что в последний год жизни Скобелев постоянно возвращался к мысли о смерти. Так, за несколько месяцев до описываемых событий, Михаил Дмитриевич посетил свое имение Спасское вместе с бывшим ординарцем, теперь находившимся в запасе, Петром Дукмасовым, которому хотел поручить какие-то хозяйственные дела. Последний передает следующий знаменательный разговор со своим бывшим командиром.

– Пойдемте, Петр Архипович, – обратился к нему Скобелев, – я вам покажу место, которое я приготовил для вечного успокоения…

Ничего не подозревая, Дукмасов последовал за генералом. И они вошли в летнее отделение церкви. Недалеко от стены в полу была устроена каменная плита.

– Поднимите-ка ее! – обратился генерал к двум сторожам, указывая на плиту.

Они приподняли тяжелый камень…

– Вот и моя могила! – произнес Скобелев, заглядывая в темный холодный склеп. – Скоро придется мне здесь покоиться!..

– Ну, положим, далеко не скоро, – возразил Петр Архипович, не мало удивленный мрачными мыслями генерала, которые он высказывал уже не раз по приезде в Спасское.

– Нет, дорогой Петр Архипович, – ответил Скобелев, – все продолжая упорно смотреть внутрь этого страшного жилища, – я чувствую, это скоро будет, скоро мне придется лежать в этой тесной могиле… Какой-то внутренний голос подсказывает мне это!..

Постоянное напоминание Михаила Дмитриевича о смерти крайне дурно действовало на Дукмасова и он сказал недовольным голосом:

– Что это вы все время говорите о смерти. Положим эта участь каждого из нас, но вам еще слишком рано думать о могиле. Только напрасно смущаете других. Ведь никто не угрожает смертью!

– А почем вы знаете, – отпарировал генерал. – Впрочем, все это чепуха! – прибавил он быстро.[303]

В. И. Немирович-Данченко также отмечал казавшиеся странными разговоры Скобелева о смерти. «Мне жаль, – так много задумано, столько сделано для этого «многого» и судьба все вырвет у меня из рук… Чувствуешь, что должен и можешь. Видишь – вот оно тут, а что-то подсказывает: на самом пороге тебя подкосит курносая… Вы хорошо знаете к чему я иду. Жаль не себя. Жаль оставлять Россию в руках бездарных и жалких лакеев. Время надвигается великое, а люди малые. Если бы вы их знали, так как знаю я. У вас тоже бы под головою вертелась подушка. Дарования и характеры гаснут, а подходят такие времена, каких еще не было. России понадобятся гиганты воли и гения, а не марионетки, которыми управляет зарубежная рука»[304].

Со слов этого писателя, Скобелев говорил, что каждый день его жизни – это отсрочка, данная судьбою. Смерти он не боялся, считая, что скоро рок или люди подстерегут его. И часто многим повторял Михаил Дмитриевич в 1881 году, что смерть уж сторожит его и скоро будет нанесен неожиданный удар.

24 июня (6 июля) Скобелев был у И. С. Аксакова и оставался у него до 11 часов вечера. Он принес с собой связку каких-то документов и просил сохранить их, сказав при этом: «Боюсь, что у меня их украдут. С некоторых пор я стал подозрителен».

На другой день барон устроил обед в честь получения очередной награды. Здесь присутствовали кроме генерала Скобелева и Розена адъютант генерала Эрдели, военный доктор Бернадский, личный врач Михаила Дмитриевича, бывший адъютант полковник Баранок.

Скобелева во время обеда не покидало мрачное настроение.

«А помнишь, Алексей Никитич, – обратился