Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

реакции князь Н. Мещерский, писавший в 1887 году Победоносцеву: «Со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее. Но вдруг благодаря смелому шагу Скобелева сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди в этом не сомневаются. Пали еще многие, но дело было сделано»[315].

Здесь нужно отметить, что при Александре III распался союз трех императоров (совокупность соглашений между Россией, Германией и Австро-Венгрией. – А.Ш.) и был заключен русско-французский союз. В сообщении Мещерского, конечно, можно увидеть намек на насильственную смерть Михаила Дмитриевича, но не обязательно от рук германской разведки.

Весьма интересно мнение известного дипломата второй половины XIX века Ю. Карцова, считавшего, что исходя из факта присутствия в роковую ночь немки, нельзя делать далеко идущих предположений. Так же как из посещения злополучной девицы болгарским князем Александром Баттенбергским, который сделал ей ценный подарок. Карцов логично рассуждал, что если бы князь думал об участии немки в покушении на Скобелева, он, вероятно, остерегся бы себя компрометировать. Скорее всего, его поступок объясняется простым любопытством.

Один из полицейских чиновников Г. Скандаров, который как раз во время описываемых событий служил в Москве, уверял, что генерал был так щедр и пользовался таким признанием у проживающих в «Англии» девиц, они выдали бы того, кто решился им предложить что-нибудь скверное относительно Скобелева.

Думается, по-житейски обоснованно звучит мнение Лентовского, владельца ресторана «Эрмитаж», где с «дамой сердца» обедал Скобелев, заметившего, что «не будет она (кокотка. – А.Ш.) травить человека в своей квартире»[316].

3

По другой версии, М. Д. Скобелев отравился бокалом вина, дружески предложенного из соседнего номера какой-то подгулявшей компанией, пившей за здоровье «белого генерала». В этом случае дело объясняется уже не действиями немецких агентов, а происками самого императора Александра III, опасавшегося якобы, что Скобелев совершит дворцовый переворот и займет императорский трон под именем Михаила III.

Некий Ф. Дюбюк, со слов председателя I Государственной думы С. А. Муромцева, передавал впоследствии, что будто бы в связи с антиправительственной деятельностью Скобелева был учрежден особый тайный суд под председательством великого князя Владимира Александровича, который большинством – 33 голоса из 40 – приговорил генерала к смерти, причем исполнение «приговора» было поручено полицейскому чиновнику.

По этой версии, в то время когда Михаил Дмитриевич кутил с известной ему женщиной, получившей впоследствии кличку Смерть Скобелева, в соседнем номере стали провозглашать здравицы народному герою. Генерал заинтересовался соседями и послал им в благодарность за чествование пять бокалов шампанского. С тем же лакеем был прислан ответный бокал шампанского; Скобелев выпил его залпом и тотчас же скончался: в вине оказалась большая доза цианистого калия[317].

В. И. Немирович-Данченко в своих заграничных публикациях (он эмигрировал после Октябрьской революции. – А.Ш.) также убеждал читателей – Скобелева убили агенты «священной дружны». Убийство якобы совершили по приговору, подписанному одним из великих князей и графом Б. Шуваловым, личным другом императора и влиятельным руководителем «дружины»[318].

«Священная дружина» совмещала в себе черты Третьего отделения масонских лож и подпольных организаций. Состав центрального комитета «дружины» полностью до сих пор неизвестен. Вероятно, в него входили и сам император, и великий князь Владимир Александрович – бывший начальник Петербургского военного округа. Руководители вербовались из дворянства, преимущественно из аристократии, которые значились под цифрами. Для работы в Петербурге и Москве были образованы «попечительства», в которые привлекались представители финансовой и промышленной буржуазии. Дальше шли «пятерки», куда могли входить и люди более простого происхождения. В провинции действовали «инспектуры», ведавшие, в свою очередь, системой тайных «пятерок». Вступавшие в «священную дружину» приносили очень пространную торжественную присягу, в которой ради спасения царя обязывались даже отречься, в случае необходимости, от семьи. Была организована и шпионская служба в виде бригад сыщиков и заграничной агентуры[319].

Конспирация в «дружине» была настолько хорошо налажена, что ее деятельность, вплоть до сегодняшнего дня, остается в значительной степени неизвестной, хотя одно время приобрела широкий размах, имела определенные результаты. Среди ее членов находились и «смертники», поклявшиеся «разыскать революционеров князя Кропоткина, Гартмана и убить их»[320].

Особенно настаивал на версии об убийстве М. Д. Скобелева агентами «Священной дружины» В. И. Немирович-Данченко:

«Да, я утверждаю, что в гостинице «Англия» или там, куда его увезли оттуда, – вопрос этот для некоторых темный, но не для меня, – ночью в скверной обстановке, которою воспользовались враги Михаила Дмитриевича, случилась не скоропостижная смерть от паралича сердца, а подготовленное агентами «священной дружины убийство народного героя и вождя. Убийство при помощи яда. Одного из тех, от которых тело, как в столбняке, деревенеет чуть ли не через несколько минут после того, как наступает смерть… С иезуитской ловкостью эти безнаказанные охранители монархии изловили еще молодого, нуждавшегося в удовлетворении естественных потребностей человека и покончили с ним, рассчитывая, и весьма верно, что правительственное лицемерие не допустит следствия, позорящего Память героя…

Расчет, я говорю, верный и тем более подлый, что в первые же часы Москва, а потом и весь мир узнали подробности этой трагической ночи. Фарисейство правительства пошло дальше. В народе пустили слух, что Скобелев отравлен немцами, что нить этого преступления в Берлине, в кабинете Бисмарка. А потому-де при неподготовленности России к разным международным осложнениям неудобно даже заикаться о случившемся. Разумеется, Бисмарк и немцы столько же были виноваты в этом, сколько и в падении ассиро-вавилонской монархии»[321].

Как утверждал В. И. Немирович-Данченко, царь и его окружение боялись Скобелева, критиковавшего не раз в узком кругу двора, людей, стоящих у власти, «толкающих народ к смерти, к унижению и, в лучшем случае, к застою и гниению заживо». Злые языки в придворных сферах называли его «Наполеоном Бонапарте, минским корсиканцем», т. е. прочили его в военные диктаторы. Да и, по мнению самого писателя, Скобелев должен был «встать на защиту России и ее будущего, что его колебание в этом отношении – измена великому делу ее воскрешения и свободы»[322].

Пытаясь еще более обосновать свою версию, Немирович-Данченко указывал, что «немецкая девица была московскою полицией немедленно выслана за границу, этим оборвалась последняя нить, по которой можно добраться до истины. Чем объясняется такая торопливость нашей администрации, которая вообще-то не очень спешила? Протокол с допросом Элеоноры (он называет ее так. – А.Ш.) исчез. Его не нашли… Когда приехавшие из Минска офицеры скобелевского корпуса стали добиваться дознания, им строго посоветовали не в свое дело не вмешиваться. Другим лицемерно отвечали: «Из уважения к памяти народного героя не касайтесь этого срамного дела».

Само место смерти Скобелева покрыли тайной. Пустили слух, что