Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

Элеонора из гостиницы «Англия», где он ужинал, увела будто бы его в дом свиданий, расположенный тут же недалеко. Это вранье – прислуга в «Англии» говорила точно (пока ей не заткнули рты, даже выслали куда-то далеко), что все это происходило именно в этом вертепе, куда ужинать только никто, тем паче избалованный Скобелев, никогда не приходил»[323].

По словам писателя, Элеонора, эта оберцеремониймейстерша ночных оргий, вспомнила подробность роковой ночи. Из соседней комнаты подали стакан шампанского:

– Боевые офицеры пьют здоровье его превосходительства!

Это было вначале. Генерал сидел у стола. Брезгливо отодвинул стакан. Часа через два ему захотелось пить, он опрокинул его и через несколько минут вытянулся и замер.

Что еще как будто подтверждает версию Немировича-Данченко?

С членами «священной дружины» у М. Д. Скобелева сложились весьма натянутые отношения. Он отказался вступить в ее ряды и не скрывал отрицательного и даже презрительного отношения к этой организации. «Рассказывают, – писал руководитель тайного сыска «дружины» В. Н. Смельский, – что когда Скобелев, известный генерал, приехал в Петербург и, желая получить в гостинице, где остановился, поболее комнат и услыхав, что более того, что ему дали, не могут отвести и других номеров нет, так как они заняты офицерами-кавалергардами, Скобелев проговорил иронически: «экс-дружинниками», – то слова эти были доведены до сведения великого князя Владимира Александровича и государя, и вследствие этого Скобелев был приглашен к военному министру Ванновскому. Ванновский спросил его: правда, что он это сказал? Скобелев ответил: «Да, это правда, и скажу при этом, что, если бы я имел хоть одного офицера в моем корпусе, который бы состоял членом тайного общества, то я его тотчас удалил бы со службы. Мы все приняли присягу на верность государю, и потому нет надобности вступать в тайное общество, в охрану»[324].

Этого, конечно, недостаточно, чтобы стать жертвой тайной организации. Более существенными представляются доводы, связанные с той политической деятельностью, которую развивал Скобелев в последний год своей жизни. И все-таки многие люди, входившие в окружение «белого генерала», скептически относились к возможному участию деятелей «священной дружины» в его гибели. Так, дипломат Ю. Карцев сообщал в своих воспоминаниях такой вариант:

«По другой версии, Скобелев убит ординарцем своим М. и по наущению «священной дружины». Этот офицер обычно занимался устройством кутежей и не пользовался уважением других приближенных. М. А. Хитрово мне рассказывал, как, возвращаясь с похорон Скобелева, он был свидетелем следующей сцены. На одной из станций Баранок (впоследствии известный ревизор военного хозяйства) по какому-то поводу подошел к М. и сбил с него фуражку. М. обратился к Хитрово с вопросом, должен бы он поступок Баранка счесть за оскорбление или нет, на что Хитрово ответил: «Ничего не могу вам посоветовать. Это зависит от взгляда». Оргию в гостинице «Англия» устраивал М. и часа за два приехал предупредить Михаила Дмитриевича: все, дескать, готово. Что М. был негодяй, это более чем вероятно, но отсюда до обвинения его в убийстве еще далеко. Деятели «священной дружины», насколько мне случалось их наблюдать, более помышляли о чинах и придворных отличиях; взять на себя деяние кровавое и ответственное они бы не решились…»[325]. Тем более что главной своей целью деятели «священной дружины» считали «разрушение замыслов террористов, не пробегая к насилию над личностью»[326].

Конечно, определенные силы при дворе считали М. Д. Скобелева слишком русским, за глаза называли его презрительно внуком мужика. Барон Гинцбург как-то проговорился: «Я боюсь за Скобелева. По-моему он кончен». Но обвиняя в смерти М. Д. Скобелева «священную дружину», даже В. И. Немировичу-Данченко оговаривается, что ее руководители «были только орудиями чьей-то могучей воли. Не лица, не народа – а чего-то стихийного, мистического, угадываемого в истории человечества, но еще никем не угаданного…»[327] На что намекал писатель, остается только догадываться. Однако нельзя забывать, что он был масоном и мог намеренно, как говорится, наводить тень на плетень, ища исполнителей преступной акции среди приближенных царя. Ведь масоны стремились расшатать устои самодержавия.

4

Выскажем и третью, как представляется, не лишенную оснований версию смерти «белого генерала». Как уже отмечалось, имеются факты, свидетельствующие о связях М. Д. Скобелева с масонами французской ложи «Великий Восток». Возможно, именно под их влиянием он произнес свои нашумевшие антигерманские речи (вспомним разговор с Верещагиным). Потом же заколебался, усомнился в целесообразности для России планов радикального французского масонства.

Думается, что во Франции Михаил Дмитриевич увидел изнанку деятельности масонского правительства Гамбетты: стремление всеми силами «подстегнуть» космополитически понятый прогресс, коварное использование противоречий между Россией и Германией для блага Франции, манипулирование сознанием масс в своих целях.

Скобелев с каждым прожитым годом все яснее понимал, что в поисках путей развития России нельзя отрываться от народной почвы и увлекаться общеевропейскими ценностями в ущерб национальным. Возможно, ему не раз вспоминались слова И. С. Аксакова, который в 1881 году писал: «На просвещенном Западе издавна создавалась двойная правда: одна для себя, для племен германо-романских или к ним духовно тяготеющих, другая для нас, славян. Все западные европейские державы, коль скоро дело идет о нас и славянах, солидарны между собой. Гуманность, цивилизация, христианство – все это упраздняется в отношении Западной Европы к восточному православному миру»[328].

4 марта 1882 года М. Д. Скобелев сообщал И. С. Аксакову: «…наше общее святое дело для меня, как полагаю, и для вас тесно связано с возрождением пришибленного ныне русского самосознания… Я убедился, что основанием общественного недуга есть, в значительной мере, отсутствие всякого доверия к установленной власти, доверия, мыслимого лишь тогда, когда правительство дает серьезные гарантии, что оно бесповоротно ступило на путь народной как внешней, так и внутренней политики, в чем пока и друзья и недруги имеют основание сомневаться.

Боже меня сохрани относить последнее до государя; напротив того, он все больше и больше становится единственною путеводною звездою на темном небе петербургского бюрократического небосклона…

Я имел основание убедиться, что даже крамольная партия, в своем большинстве, услышит голос отечества и правительства, когда Россия заговорит по-русски, чего так давно, давно уже не было»[329].

Не правда ли, звучит достаточно современно?! И лишний раз доказывает, что структура противоборствующих в России сил за последнее столетие не претерпела существенных изменений. Остается только надеяться, что история все-таки хоть чему-нибудь да учит.

Надо сказать, что радикальные космополитические элементы во французском масонстве в то время набирали силу. Их перестал уже устраивать и Гамбетта, отстаивавший патриотические позиции и ставший поборником твердой власти, надеясь тем самым восстановить утраченное влияние Франции. В последнюю парижскую встречу он говорил Скобелеву: «Благодарите бога, что нет у вас парламента: если он у вас будет, вы сотни лет проболтаете, не сделав ничего путного»[330].

Скобелев