Избранные труды. Том I - Олимпиад Соломонович Иоффе

деятельности органа на вверенном ему участке»,[459] забывая, впрочем, о том, что для правильного применения закона недостаточно знать самый закон, но необходимо еще быть осведомленным о ситуации, к которой он применяется, и что отсутствие такой осведомленности не всегда может быть вменено в вину должностному лицу.

Какие, однако, доводы приводятся в оправдание объединения ст. 407 со ст. 404 ГК по линии предусматриваемых ими условий ответственности за причинение вреда?

Ссылаются прежде всего на текст ст. 407 ГК, в котором нет упоминания о вине причинителя. Но правило ст. 407 ГК есть лишь частный случай применения общих начал, предусмотренных в ст. 403 ГК, а потому, с точки зрения элементарных приемов законодательной техники, оно и не должно повторять тех общих моментов, которые в ст. 403 ГК уже получили свое отражение.[460] Ссылаются и на то, что не все специальные законы, к которым отсылает ст. 407 ГК, содержат прямое указание на вину как на условие ответственности. Но, помимо приведенных соображений, относящихся к законодательной технике, нельзя не учитывать специальные законы, прямо говорящие о вине (см. ст. 11 Лоцмансксго устава; постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 16 января 1928 г. «Об ответственности за убытки, причиненные незаконным вмешательством органов власти в деятельность кооперативных организаций» СУ РСФСР. 1928. № 11. Ст. 101), как и, с другой стороны, считать, что отсутствие в законе ссылки на вину равнозначно введению ответственности без вины, – значит, в противоречие с реальной действительностью, признавать причинение основным, а вину исключительным началом ответственности по советскому гражданскому праву. Ссылаются, наконец, на историю издания ст. 407 ГК, а именно на то, что проект ГК РСФСР устанавливал общую ответственность государства за вред, причиненный актами власти, и только в окончательной редакции кодекса рамки этой ответственности были сужены. Но ведь и проект ГК РСФСР не исключал вину из числа условий ответственности за акты власти, а лишь умалчивал о ней. Какие же в таком случае имеются основания полагать, что в своей первоначальной редакции ст. 407 ГК исходила из принципа причинения?

Известно, что, по общему правилу ст. 407 ГК, государство не отвечает за вред, причиненный актами власти. Было бы поэтому невозможно понять логику закона, если бы он, с одной стороны, вводил общее правило об освобождении государства от ответственности, обеспечивая ему определенный иммунитет, а с другой стороны, для указанных им исключительных случаев устанавливал принцип неограниченной ответственности, ставя государство по этой линии в такое же положение, как и владельцев источников повышенной опасности. Если при этом учесть, что ст. 407 ГК, даже для тех отношений, в которых ею допускается ответственность государства, вводит ряд специальных условий, то станет совершенно очевидным, что толкование этой статьи должно быть прямо противоположным тому, которое предлагается Е. А. Флейшиц: поскольку для возложения ответственности по ст. 407 ГК должен быть соблюден ряд специальных условий, то тем более необходимо для ее применения наличие общих условий, предусмотренных ст. 403 ГК РСФСР. К числу таких общих условий относится и вина, и потому ответственность при ее отсутствии может возникнуть только в случаях, прямо указанных в законе.

Глава V

Причинная связь

§ 1. Убытки как результат гражданского правонарушения

1

Проблема причинной связи имеет актуальное теоретическое и практическое значение не только для науки советского гражданского права. Она представляет также большой интерес и для других отраслей советской юридической науки. Особенно интенсивному исследованию эта проблема подвергается в науке уголовного права. Существует, однако, известная специфика в самой постановке вопроса о причинной связи в науке советского гражданского права, по сравнению с тем, как этот вопрос ставится в советской криминалистической науке.

В области уголовного права причинная связь составляет лишь один из возможных, но отнюдь не обязательных элементов объективной стороны состава преступления, так как уголовная ответственность наступает не только за законченное преступление, но также и за покушение или даже приготовление. Поэтому в целом ряде уголовных дел вопрос о причинной связи вообще не ставится. Так, Л. обвинялся в том, что совершил покушение на убийство М. и в этих целях связал ей веревками горло и руки (см. определение УСК Верховного Суда СССР по делу Л. от 17 октября 1951 г.); А. осуждена за то, что она систематически занималась скупкой и перепродажей растительного масла (см. определение УСК Верховного Суда СССР по делу А. от 21 мая 1952 г.); М. привлекался к ответственности за то, что, будучи председателем колхоза, он при составлении справки о состоянии животноводства колхоза, злоупотребляя своим служебным положением, указал количество скота на 63 головы больше, чем было в наличии (см. определение УСК Верховного Суда СССР по делу М. от 26 марта 1952 г.). Во всех этих и иных подобных делах у суда не было никакой необходимости обращаться к выяснению причинной связи, так как ответственность устанавливалась им за самые запрещенные законом действия, хотя бы они и не повлекли за собой каких-либо последствий.

В области гражданского права ответственность наступает, по общему правилу, лишь за причиненный результат и обычно выражается в форме его устранения, путем возмещения убытков. Даже в тех случаях, когда действующее гражданско-правовое законодательство и заключенные на его основе договоры предусматривают штрафную ответственность, для привлечения к которой достаточно доказать самый факт правонарушения, наступивший результат сохраняет практическое значение не только потому, что закон вводит штрафы, считаясь с возможностью отрицательных последствий (например, при просрочке исполнения или ненадлежащем исполнении), но еще и потому, что, доказав действительный объем этих последствий, потерпевший вправе взыскать также и возмещение убытков. Ввиду такого значения наступивших последствий для привлечения к гражданско-правовой ответственности, в учении о гражданском правонарушении нет надобности обращаться ни к понятию стадиальности, ни к категории приготовления и покушения. Вместо известной уголовному праву объективной стороны как одного из элементов состава преступления в составе гражданского правонарушения применяется несколько более узкая, но в то же время вполне завершенная категория – категория причинной связи.

Уже из самого понятия причинной связи следует, что она включает в себя как наступивший результат, так и вызвавшие его причины, а также причинно-следственную зависимость между ними. Мы начнем с характеристики результата, имеющего значение для гражданско-правовой ответственности, чтобы затем перейти к изучению вызывающих его причин и уже вслед за этим обратиться к анализу причинной связи непосредственно.

2

Последствия, вызываемые неправомерным поведением, именуются в действующем законодательстве убытками. «Строго говоря, – пишет Л. А. Лунц, – термин “причиненные убытки” является неточным, ибо неисправный должник (или правонарушитель) причиняет не убытки в их денежном выражении, а причиняет ущерб в натуральной форме», а под убытками Л. А. Лунц понимает «денежную оценку того ущерба, который причинен неисправным должником, делинквентом».[461] Но если согласиться с этой точкой зрения, то придется признать, что когда возникают убытки при отсутствии ущерба (например, неполучение плановой прибыли), они вообще не являются следствием поведения правонарушителя, который, по мнению Л. А. Лунца, причиняет убытки лишь постольку, поскольку он причиняет ущерб. Поэтому следует прийти к выводу, что, «строго говоря», правонарушитель причиняет именно убытки, которые иногда могут быть также и формой причиненного им ущерба.

В ст. 117 ГК убытки подразделяются на положительный ущерб в имуществе и упущенную выгоду. Учитывая терминологию, утвердившуюся в практике арбитражных органов применительно к отношениям между социалистическими организациями, а также исходя из природы доходов, извлекаемых советскими гражданами (см. ст. 10 Конституции СССР), упущенная выгода будет впредь нами именоваться соответственно неполученной плановой прибылью или утраченным трудовым доходом.

Разграничение двух названных видов убытков представляет практический интерес независимо от того, придерживаться ли мнения о целесообразности их полного возмещения либо настаивать на ограничении материальной ответственности лишь пределами положительного ущерба в имуществе. В первом случае приведенная классификация практически важна постольку, поскольку лишь при этом условии в рассмотрении каждого отдельного дела будут исключены ошибки, вследствие которых неполученная плановая прибыль иногда вообще не признается убытками. Так, например, Ленторг неоднократно возбуждал дела против Леноблпромсоюза о возмещении убытков, вызванных тем, что ответчик, подготовив снижение цен на выпускаемую им продукцию, буквально накануне открытия ее продажи по сниженным ценам в своих собственных магазинах сдавал значительную часть этой продукции истцу по старым ценам.