Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне

одним способом. Мы поступаем подобно лучнику, много раз промахивающемуся, прежде чем поразить мишень только одной стрелой. Так и в наших желаниях, стремясь стать человечнее и любезнее, принц часто совершает бесчисленное число вещей, неподобающих его достоинству, благодаря которым окружающие начинают его презирать.

С другой стороны, чтобы сохранить свое достоинство и приобрести вес, он становится суровым и невыносимым. В третьем случае, стремясь выражаться красноречиво, начинает использовать множество странных выражений и длинные неестественные фразы. Причем слышит только самого себя, в то время как другие уже устали от его речений.

41. Поэтому здесь нет мелочей, мессир Чезаре, любая мелочь, какой бы незначительной она ни показалась, может помочь принцу. Я вовсе не считаю, что вы пренебрежительно оценили мою речь, когда сказали, что хорошего правителя следует почитать больше, чем достойного принца. Ведь для принца нет большей похвалы, чем назвать его хорошим правителем.

Вот почему, если на нас возложат его обучение, я буду опекать его не только по упомянутым вами направлениям, но и по менее значительным поводам, например глубже вникать в жизнь его народа. Не верить ни одному из своих министров, контролировать, как они работают, никому не доверяя бразды правления.

Ведь не бывает так, чтобы человек оказывался сведущим во всех вещах, и гораздо больший вред вытекает из глупости синьоров, чем из их скептицизма, который иногда не только не приносит вреда, но, напротив, дает большие преимущества. Хотя в подобном случае не возникает необходимости в достойных суждениях принца, выяснении того, кому можно верить и кому нет.

Мне бы хотелось, чтобы он озаботился пониманием действий и поступков своих министров, прекращал противоречия между своими подданными, стремился поддерживать мирные отношения между ними, способствовал их бракам. Старался объединять города, где проживает множество обеспеченных и мирно настроенных людей, хороших мастеров, и содействовал дружеским связям отдельных семей. Поощрял торговцев и даже помогал им деньгами. Проявлял щедрость и гостеприимство в отношении чужеземцев и священнослужителей, усмирял любые злоупотребления. Ведь благодаря ошибкам, совершенным в подобных случаях, какими бы незначительными они ни были, часто разрушались города.

По этой причине будет разумно, если принц установит ограничения на слишком роскошные дома для не находящихся на службе людей, а также на праздники, чрезмерные драгоценности женщин, на роскошь, демонстрацию ценностей и одежды, что является не чем иным, как доказательством их глупости. Ведь, кроме того, что женщины растрачивают добро своих мужей и с помощью состояния стремятся удовлетворить амбиции и перещеголять друг друга, ради безделушки или любого другого пустяка они могут продать и свою честь».

42. Тут мессир Бернардо Биббиена рассмеялся и заметил: «Синьор Оттавиано, вы встали на сторону синьора Гаспаро и Фризио».

Синьор Оттавиано также рассмеялся и ответил: «Дискуссия закончена, и я не буду более говорить о женщинах, вернусь к моему принцу».

Фризио ответил: «Вы вполне можете оставить его теперь и успокоиться, удовлетворившись тем, что он такой, каким вы его и описали. Без сомнения, легче найти принца с теми качествами, какие упомянул синьор Джулиано, нежели со свойствами, названными вами. Кроме того, я опасаюсь, что он похож на описанного в «Республике» Платона, и мы никогда не увидим его наяву, разве что только тогда, когда окажемся на небесах».

Синьор Оттавиано ответил: «Хотя и трудно, будем надеяться, что возможные вещи произойдут. Возможно, в наши дни мы встретимся с подобным человеком на земле, хотя небеса столь бережливы в производстве превосходных принцев, что едва ли можно встретить хоть одного за многие столетия. Но пусть нам повезет в этом».

Тогда граф Людовико добавил:

«Я верю, что так и будет. Кроме того, те три великих принца, которых мы упомянули, воплощают высший тип совершенного принца, каковые также встречаются в Италии. Хотя, возможно, они не обладают такой особенной властью, все же правят доверенным им достойно.

И среди тех, кто выказывают лучшие природные наклонности и подают большие надежды, мне кажется, выделяется синьор Федерико Гонзага, старший сын маркизы Мантуанской и племянник нашей герцогини, присутствующей здесь. Кроме образцового поведения и благоразумия, которые он проявляет в столь нежном возрасте, все, кому доводилось встречаться с ним, рассказывают удивительные вещи о его способностях, великодушии, обходительности, любви к справедливости. Увидев проявления столь добродетельных качеств в начале его деятельности, будем надеяться, что он сохранит их до конца своих дней».

Тогда Фризио заметил: «Пусть все сказанное вами в настоящем не убудет, и станем молить Господа, чтобы все ваши надежды осуществились».

43. Тут синьор Оттавиано повернулся к герцогине, как будто показывая, что хочет завершить свою речь, и сказал: «Синьора, я хотел бы еще сказать о цели нашего придворного, если я не раскрыл ее до конца, добавив к сказанному этими синьорами некоторые его особые качества, вовсе не потому, что они не знают их лучше, чем я. Но просто потому, что они не сказали о них, возможно, чтобы избавить себя от хлопот. Но это их дело, если они не захотели об этом говорить. Я хотел бы, чтобы они и продолжили, если им есть что еще сказать».

Вот что ответила герцогиня: «Прекратим наш разговор, но не только потому, что час уже поздний и мы должны прерваться на ужин. Мне также кажется, что нам не следует смешивать одну тему разговора с другой. Вы объединили в нем столько прекрасных качеств, что уже воплотили образ идеального придворного, которого мы ищем, осведомленного настолько, что он может правильно наставлять описанного вами принца. Если судьба будет к вам благосклонна, вы сами станете превосходным принцем, что окажется большим преимуществом для вашей страны».

Синьор Оттавиано заметил со смехом: «Если я удостоюсь данного звания, то со мной произойдет то же, что и с теми, кто лучше знает теорию, чем практику».

44. Тут на некоторое время завязалась оживленная дискуссия между всеми присутствующими, начали оспаривать сказанное, наконец, решили, что еще не время отправляться отдыхать. Тогда, улыбнувшись, Джулиано Великолепный заметил:

«Синьора, я настолько коварен, что вынужден возразить Оттавиано, который, видно, тайно сговорился с синьором Чезаре и настроился против женщин, совершив, с моей точки зрения, две весьма серьезные ошибки.

Одна связана с тем, что он поставил своего придворного выше принца и его супруги, выйдя тем самым за пределы допустимого, что мне кажется неподобающим. Во-вторых, установил перед ним такую цель, достичь которой затруднительно, иногда даже невозможно, и даже если это и произойдет, все же не дает повода назвать его придворным».

«Не понимаю, – заметила синьора Эмилия, – почему для придворного так трудно достичь ту цель, о которой вы говорите. Мне также неясно, почему Оттавиано поставил придворного