Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне

соотнесенность возраста и опыта придает всему большую глубину. Поэтому, хотя придворный и не осуществляет практических действий, которые приписывают ему, все же он способен достичь своей цели, правильно наставляя своего принца.

47. Если же вы все же не хотите называть его придворным, меня это мало заботит. Ведь природа не ограничивает достоинства человека и возможности изменять свое положение. Так, обычно солдаты становятся капитанами, рядовые люди – правителями, священниками, папами, учениками, мастерами. Приобретаемое ими положение зависит от их способностей.

Вот почему и мы должны признать, что цель придворного – стать наставником принца. Однако не знаю, кто способен отказаться от имени совершенного придворного, что, с моей точки зрения, означает весьма высокую похвалу. Мне кажется, что подобное имел в виду Гомер, описав двоих самых совершенных людей в качестве образцов жизненного пути. Один из них, Ахилл, отличился своими деяниями, другой, Одиссей, упорством в преодолении страданий и стойкостью. Прибавим образ совершенного придворного (то есть Финея), который был отправлен к Ахиллу его отцом Пелеем, чтобы научить юношу, как тому говорить и действовать. Разве не ту же самую цель мы ставим перед нашим придворным?

Точно так же не считаю, что Аристотель и Платон относились с пренебрежением к именованию совершенными придворными, ибо нам очевидно, что они выполняли обязанности придворного и стремились воплотить их полностью – один с Александром Великим, другой с правителем Сицилии.

Поскольку в обязанности придворного входит знание характера принца и его наклонностей, он должен тактично приобрести его расположение, только тогда он сможет сблизиться с ним, чтобы исподволь направить на путь добродетели.

Аристотель настолько хорошо знал характер и привычки Александра и так хорошо и тактично управлял им, что Александр полюбил его больше, чем родного отца. Среди множества других даров, которыми он наградил его, правитель велел вновь отстроить родной город Аристотеля Стагиру, уничтоженный к тому времени.

Кроме того, Аристотель поощрял Александра совершать самые славные деяния. Так, у него проявилось желание превратить мир в единую объединенную империю, все жители которой составили бы один народ, живущий в дружбе и согласии при едином правительстве с общими законами, которое бы распространяло свой свет в отношении всех одинаково, как солнце.

Аристотель стремился обучать его, чтобы тот становился мудрее, храбрее, сдержаннее, и сумел превратить в истинного философа не только на словах, но и на деле. Ведь в высокой философии никогда не представят нецивилизованные вещи, свойственные диким народам, вроде тех, что населяют Бактрию и Кавказ, Индию или Скифию.

Он также обучал его сельскому хозяйству, правилам поведения в браке, почитанию своих отцов, наставлял подавлять импульсы к грабежу, убийству и не проявлять другие порочные качества. Во множестве учил строить города в отдаленных странах, так что бесчисленное число людей с помощью его законов перешли от кочевой жизни к цивилизации.

Всеми своими достижениями Александр был обязан Аристотелю, применявшему правила добродетельного придворного. Каллисфен не знал, как поступить, хотя Аристотель показал ему. Ведь в своем желании стать истинным философом и строгим проводником голой правды он, не соединив свою жизнь с правилами придворного, потерял свою жизнь и скорее принес дурную славу Александру.

Схожими приемами Платон обучал Диона, правителя Сиракуз, обнаружив, что тиран похож на книгу, полную ошибок, и нуждается скорее в полной подчистке, чем в корректировках. Считая, что привычки тирана укоренились в нем слишком глубоко, Платон не захотел применять к нему приемы придворного, полагая, что его усилия окажутся тщетными.

То же самое следует сделать и нашему придворному, если он окажется на службе у принца дурного по своим качествам и погрязшего в пороке. В подобном случае ему следует избегать подобных связей, чтобы его не стали обвинять за совершенные дурные поступки его синьора, чтобы он не испытывал душевных страданий, как все добропорядочные люди, служащие порочным».

48. Тут Оттавиано прекратил говорить, и вступил синьор Гаспаро: «Не думаю, что наш придворный окажется настолько благородным, но коль скоро Аристотель и Платон числятся в его приятелях, не следует пренебрегать их опытом. Я не верю в то, что Аристотель и Платон когда-либо танцевали или занимались музыкой или проявляли себя как рыцари».

Синьор Оттавиано ответил: «Едва ли следует думать, что эти два богоподобных мужа не знали обо всем, поэтому просто поверим, что они попробовали то, что имеет отношение к придворному. Хотя бы на том основании, что они писали таким образом, что сумели проявить себя знатоками предмета. Созданное ими убеждает, что они проникли в самую суть и достигли необходимой глубины.

Поэтому нет никаких оснований говорить, что все приписываемые им достижения не соответствуют придворному (или наставнику принца, как вам хотелось бы называть его), внесшему тот достойный вклад, о котором мы говорили. Даже если он оказался весьма строгим философом и более безгрешным в своем поведении, потому что они не менялись в своей добродетели, проницательности, мудрости, достоинствах во все времена и у всех народов».

49. Тогда синьор Гаспаро заметил следующее:

«Помню, что, обсуждая достижения придворного прошлым вечером, эти господа пожелали, чтобы он влюбился. Отсюда следует, что придворный, обязанный увлечь принца на путь добродетели своим авторитетом, должен быть немолод. Ведь знания редко приходят раньше времени, особенно в тех вещах, которые достигаются только опытным путем. Мне неизвестно, как случилось бы так и насколько это возможно (если он уже прожил определенное количество лет), чтобы он влюбился.

Как уже говорилось этим вечером, любовь не вполне соответствует пожилым людям. Женщинам приятнее принимать знаки внимания, ухаживания от молодых людей, видя их элегантность. У пожилых людей встречаем экстравагантное поведение и нелепые движения. Пожилой кавалер добьется только того, что женщина начнет его ненавидеть и насмехаться над ним.

Итак, если бы ваш друг Аристотель, пожилой придворный, влюбился и стал делать то, что совершают молодые влюбленные, с которыми нам сегодня доводится встречаться, боюсь, что он забыл бы о своих обязанностях наставника принца. Возможно, дети станут насмехаться за его спиной, женщины перестанут находить удовольствие в беседе с ним, он также станет предметом их насмешек».

Тогда синьор Оттавиано заметил: «Что до меня, то я считаю, что мы никоим образом не должны лишать его наслаждения любовью даже из-за того, что все подобающие ему качества приобретаются с возрастом».

«Нет, – возразил синьор Гаспаро, – ведь лишить его любви означает придать ему большее совершенство, позволив же ему жить так, как он хочет, означает избавить от страданий и горя».

50. Мессир Пьетро Бембо заметил: «Разве вы не вспоминаете ранее сказанное, синьор Чезаре, что, хотя он не очень искусен в любви, все же, как отметил накануне синьор