Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне

Вот почему, исключительно чтобы удовлетворить вас, я не собираюсь избегать обсуждения столь благородной темы. Чувствуя себя недостойным говорить о самых тайных мистериях любви, я прошу Господа вдохновить мой разум и язык, чтобы я смог показать данному превосходному придворному, как следует любить. Причем не так, как это делают простолюдины. Пусть Он вдохновит и поддержит меня, поскольку с детства я посвятил Ему всю свою жизнь.

Итак, поскольку в юности человеческая природа склоняется к чувствам, придворному позволительно любить чувственно, когда он молод. Но в зрелые годы, если выпадет шанс и он зажжется любовным желанием, ему следует быть осторожным, всячески стремиться не позволить себя обмануть и впутать в те бедствия, которые в юности скорее вызывают жалость, чем порицание. И напротив, в отношении пожилого человека заслуживают больше обличения, чем сострадания.

62. Поэтому, когда взгляд прекрасной женщины встречается с его взглядом, сопровождаясь таким обворожительным поведением и благородными манерами, он, как знаток любви, должен ответить на проявления ее симпатии, если поймет, что глаза, смотрящие на него, проникают в его сердце.

Вот так его душа начинает созерцать ее с удовольствием и чувствовать, что она постепенно согревается ее теплом, а сияние ее глаз подпитывает огонь. Сначала, во время первой стадии, он делает все, чтобы быстро излечиться, и прибегает к доводам рассудка. Затем пытается укрепить разум, чтобы преградить путь к чувствам и вожделениям, так чтобы они не могли войти ни с помощью силы, ни обмана.

Итак, если пламя погасить, то исчезнет и опасность. Но если страсть не унять или она начнет расти, то тогда придворный, чувствуя, что его загнали в угол, должен всячески стремиться избегать любого проявления вульгарной любви. Таким образом, он вступает на путь божественной любви, причем сам, без всякого принуждения.

Сначала он должен решить, что тело светится из-за любви, оттуда все произрастает. Скорее всего, красота (являясь, как мы знаем, божественным светом) теряет многие свойства, когда соединяется с порочным и упадочным. И становится более совершенной, когда отъединяется от этого.

Он должен учитывать, что точно так же никто не может слышать с помощью неба или нюхать с помощью ушей. Аналогично нельзя никоим образом насладиться красотой, не пожелав, чтобы то, что существует в нашем воображении, удовлетворилось прикосновением. Так и чувство красоты возникает благодаря возможности видения.

Пусть он избегает слепого следования за чувством, зрительно наслаждается великолепием своей дамы, ее грациозностью, блеском, смехом, теми приятными штучками, что украшают ее красоту. Точно так же и с помощью слуха пусть он услаждает себя сладостью ее голоса, созвучием речи, гармонией ее игры на музыкальных инструментах (если его возлюбленная окажется музыкантшей).

Итак, пусть он наполняет свою душу сладчайшей пищей двух чувств, которые имеют мало общего с телесным и являются посланниками рассудка. Не переходя в своих желаниях к телесному и удовлетворению таким образом своего вожделения.

Пусть он подчиняется с удовольствием и достоинством своей даме, относясь к ней с почтением, более нежно, чем к самому себе, предпочитая ее удобства и удовольствия своим собственным. Любя в ней красоту мыслей не менее чем телесную красоту.

Следовательно, пусть он заботится о том, чтобы не допускать, чтобы она совершила какие-либо ошибки. Искусными и уместными советами направляет ее к проявлениям умеренности, подлинной сдержанности. Пусть в ней проявляются только чистые помыслы, свободные от малейшего проявления порока. Таким образом, засеяв семенами добродетели ее разум, он соберет плоды прекрасного поведения, вкушая их с удивительным наслаждением. Все сказанное станет истинным порождением и проявлением красоты, хотя некоторые, правда, считают, что это означает и конец любви.

Подобным образом наш придворный сможет стать желанным для своей дамы. Она всегда охотно будет подчиняться ему, оставаясь приятной и приветливой, стремящейся удовлетворить его, как будто влюблена в него. Таким образом желания обоих окажутся самыми добродетельными и гармоничными, и они будут счастливы».

63. Тут вмешался синьор Морелло: «Стремление возбудить красоту в прекрасном, несомненно, похоже на зарождение красивого ребенка в красивой женщине. Чтобы удовлетворить его, очевидным проявлением станет ее любовь к своему возлюбленному, а не простая привязанность, о которой вы говорите».

Бембо рассмеялся и заметил: «Не переходите границы, синьор Морелло. Разве женщина не дарует незначительные знаки своей любви, преподнося своему любовнику свою красоту, столь драгоценную вещь? Кроме того, приемами, раскрывающими ее душу, посылает взгляды своих глаз, образ своего лица, голоса, слов, которые находят место в сердце возлюбленного и становятся для него доказательством ее любви».

Синьор Морелло добавил: «Взгляды и слова нередко оказываются ложными, следовательно, не обладающий другими доказательствами любви вовсе не уверен в чувстве дамы. На самом деле я бы хотел, чтобы вы сделали свою даму немного более обходительной и щедрой по отношению к придворному, чем синьор Джулиано Великолепный. Поэтому думаю, что вы оба находитесь в схожем положении с теми судьями, кто выносит приговор против своих друзей ради того, чтобы казаться мудрее, чем на самом деле».

64. Бембо заметил:

«Мне бы очень хотелось, чтобы синьора проявила большую обходительность к моему немолодому придворному, чем синьор Джулиано оказал юному придворному. И вот почему. Мой придворный стремится только к подобающим вещам, поэтому синьора может оказывать ему поддержку, не стыдясь этого. Синьора, которая не уверена в скромности юного придворного, должна поддерживать его только в приличествующих вещах и отказывать в неподобающих. Отсюда мой придворный, которому оказывают поддержку, оказывается более счастливым, чем тот, кому то даруют милость, то отказывают в ней.

Чтобы вы окончательно поверили, что разумная любовь счастливее чувственной, должен сказать, что от одних и тех же вещей иногда отказываются в чувственной любви и допускают в разумной, потому что то, что кажется неподобающим в одном случае, оказывается подобающим в другом.

Так, чтобы удовлетворить своего достойного влюбленного, кроме дарования ему приятных улыбок, свободного и тайного разговора, возможностей смешить ее и подтрунивать над ней, дотрагиваться до ее руки, дама вполне разумно может зайти так далеко, как поцеловать его, не испытывая при этом стыда, что вовсе не допускается в чувственной любви, согласно правилам синьора Джулиано.

Ведь поскольку поцелуй знаменует собой союз тела и души, то нет никакой опасности в том, что впечатлительный влюбленный склоняется больше в сторону тела. В то время как рациональный влюбленный осознает, что, являясь частью тела, рот словами выражает его душевные порывы. Да и само дыхание иногда называют душой.

Следовательно, человек испытывает удовлетворение, когда соединяется со своей возлюбленной в поцелуе, но вовсе