Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

И она смотрела только на него. На Сергея.

Он работал рядом с другими, но для Вики он был в фокусе, как на сцене. Она видела, как под тяжелой тканью напрягаются мощные мышцы на его спине и плечах, когда он тащил тяжеленный, наполненный водой рукав, как будто это была не резина, а шелковая лента. Видела, как капли пота, несмотря на прохладный день, катились по его вискам из-под каски. Ее взгляд прилип к его шее, к тому месту, где пульсировала жила, к мокрой темной прядке волн, выбившейся из-под каски. Он был концентрацией чистой, нерастраченной силы.

Потом прозвучала команда: «Отработка норматива! Одевание на время! Огонь!»

И началось самое сюрреалистичное и самое эротичное шоу в ее жизни.

Сергей, вместе с напарником, оказался у стартовой линии. Рывок. Сорвал с себя каску. Молниеносным, отработанным движением он втянул руки в куртку, могучие плечи напряглись, и тяжелая боевка взлетела в воздух и упала на землю. Потом — сапоги и штаны, сброшенные одним движением. И он остался лишь в темных, почти черных спортивных штанах, насквозь мокрых от пота и намертво прилипших к влажной коже, обнажив торс.

Вика застыла, забыв дышать.

Его тело было картой напряженного труда. Каждая мышца играла под кожей, лоснящейся от пота, который стекал по рельефу кубиков пресса, скользил по глубокому шраму на плече, собирался в соблазнительном углублении ключицы. Он дышал часто, рот был приоткрыт, грудь вздымалась. Он был могущественным, уставшим, пахнущим дымом и солью зверем. И она… она пожирала его глазами.

«Боже, я хочу почувствовать этот пот на своем языке».

Мысль пронеслась обжигающей волной, заставив ее похолодеть и вспыхнуть одновременно.

«Хочу провести губами по этому шраму и узнать его историю. Хочу вдохнуть этот запах опасности и мужской работы, зарывшись лицом в его шею. Хочу, чтобы эти руки, способные укрощать огонь, держали меня так же властно».

Он был абсолютно реальным. Настоящим. Таким, каким никогда не был Дмитрий в своем кабинете с кондиционером, пахнущий дорогим парфюмом, а не жизнью.

— Молодцы, ребята! Отдыхайте! — скомандовал начальник караула.

Сергей повернулся, его взгляд, заостренный адреналином, сразу же нашел ее в толпе. Он был все еще в том же диком, возбужденном состоянии от работы. Его глаза блестели, грудь вздымалась. Он увидел ее горящий, голодный взгляд, ее разинутый от волнения рот, и в его глазах мелькнуло понимание. И вызов. Он медленно провел рукой по лицу, смахивая пот, не отрывая от нее взгляда, будто говоря: «Видишь, каков мой мир? Все еще хочешь в него?»

Он подошел к ней, и от него исходил жар, как от раскаленной печи. Запах был оглушительным — дым, мужской пот, металл, честный труд. Он стоял так близко, что она чувствовала исходящее от него пышное тепло.

— Ну как? — спросил он, и его голос был хриплым от напряжения, от быстрого дыхания.

— Я… я не знала, — прошептала она, не в силах отвести взгляд от его груди, от капель, скатывающихся по напряженному животу. Ее собственное тело отвечало ему дрожью, влажным теплом между ног. — Я не думала, что это так… интенсивно. Так… по-настоящему.

— Это еще цветочки, — он хрипло рассмеялся, и его смех был таким же грубым и притягательным, как все вокруг. Он наклонился к ее уху, так близко, что она почувствовала его пылающее дыхание на своей коже, заставляя мурашки пробежать по спине. — Когда настоящий пожар, адреналина в сто раз больше. И пота тоже. И страха.

Он выпрямился, и его лицо стало серьезным, все следы улыбки исчезли.

— Каждый раз, выезжая на вызов, ты не знаешь, вернешься ли. Это не игра, Вика. Это моя работа.

И тут до нее дошло. Полностью, всей тяжестью этой истины.

Этот мужчина, чье тело она хотела с такой яростью, каждый день смотрел в лицо настоящей опасности. Он рисковал всем. Не деньгами или репутацией, как Дмитрий, а жизнью. И теперь он рисковал еще и ею — их тайной, их страстью, которая могла стать для него отвлекающим фактором. Последней мыслью перед шагом в огонь.

Восхищение смешалось с леденящим душу страхом. Она смотрела на его усталое, пропахшее дымом лицо, на тело, покрытое каплями его труда, и понимала — она влюбляется. Не в образ, не в запретную интрижку. А в человека, чей мир был полон огня и жертв. И этот мир был бесконечно далек от ее стерильной, безопасной жизни.

И она с ужасом осознала, что боится не за себя. А за него.

Потому что, если он исчезнет в пламени, ее мир снова погрузится во тьму. И на этот раз — навсегда.

Глава 10

Первая «проверка на прочность»

Ужин был тихим, как и полагается приговору. Воздух в столовой, обычно наполненный лишь ароматом изысканной еды, сегодня был густым и тягучим, как сироп. Вика механически подносила вилку ко рту, но не чувствовала вкуса. Все ее существо было сфокусировано на маленьком горящем прямоугольнике в кармане ее шелкового халата.

Телефон жег бедро, как раскаленный уголь, и каждый мускул ее тела был напряжен в ожидании. Весь день они переписывались с Сергеем. Сначала невинно, потом смешно, а потом начался тот самый опасный, пограничный флирт, от которого перехватывало дыхание и кружилась голова.

Дмитрий отложил вилку. Звук был негромким, но в тишине прозвучал как выстрел. Его взгляд, тяжелый и изучающий, медленно прополз по ее лицу.

— Ты купила новую помаду? — спросил он неожиданно. — Или это румяна?

Вика вздрогнула так, будто он дотронулся до нее раскаленным железом. Ее сердце забилось в грудной клетке, как птица в клетке.

— Нет. То есть да… Старая, — выдавила она, чувствуя, как по щекам разливается предательский жар. Она и правда сегодня с удивлением разглядывала себя в зеркале — глаза сияли, губы казались ярче, кожа светилась. Она бессознательно готовилась к виртуальному свиданию, для того, чьи сообщения ждала с трепетом подростка.

— Странно, — Дмитрий отхлебнул вина, его глаза сузились. — Кажешься… ярче. Или это свет так падает. Ты вся какая-то сияющая.

В этот момент телефон в кармане отчаянно, требовательно завибрировал. Один раз. Два. Это был условный сигнал. Фото.

Кровь с грохотом отхлынула от головы и так же резко прилила обратно, заливая лицо огненным стыдом и диким возбуждением. Мир сузился до размера экрана. Ее пальцы, влажные и непослушные, сами потянулись к карману.

— Извини, —