Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

Она украдкой, под прикрытием стола, разблокировала экран. И мир перевернулся, рассыпался и собрался заново вокруг этого изображения.

Он.

Сергей. Снимок был сделан в раздевалке, очевидно, только что после душа. Он стоял спиной к зеркалу, снимая селфи — поза была одновременно и драматичной, и с легкой насмешкой над самим собой. На нем были лишь темные, почти черные трусы, туго обтягивающие мощные бедра и упругие ягодицы. Его торс, который она так жадно рассматривала украдкой на тренировке, был влажным от воды. Капли застыли на каждом рельефном кубике пресса, проглатывая свет, словно жемчуг. Одна, самая наглая и крупная, свисала с темного соска, и Вика поймала себя на мысли, что хочет почувствовать ее вкус на языке.

Он не улыбался. Его взгляд, упершийся в объектив через отражение, был темным, горящим, полным немого, но абсолютно понятного вопроса и такого же понятного обещания. Мускулы его рук и плеч были напряжены, будто в готовности схватить, поднять, прижать. И в уголке зеркала, как символ разрывающего ее на части мира, висела его форменная куртка. Напоминание о том, кто он, и о том, что вся эта плоть, эта грубая, прекрасная мужская сила — не сон.

Вика резко дернулась, и вилка с оглушительным лязгом упала на тарелку. Она поперхнулась несуществующим куском, давясь собственным дыханием. В глазах поплыли темные круги, а между ног вспыхнул стремительный, влажный жар. Ей казалось, она чувствует его кожу, его запах — чистого мужского тела и мыла — сквозь холодное стекло экрана.

— Вика? — голос Дмитрия прозвучал как удар хлыста. Он смотрел на нее, и в его глазах, обычно равнодушных, плавала настоящая, живая настороженность. — Что с тобой? Ты вся вспыхнула, как факел. Кто это тебе пишет в такое время, что у тебя такая… реакция?

Он протянул руку через стол — не чтобы коснуться ее, а как жест требования, властный и не терпящий возражений. Ее паника стала осязаемой, она видела ее сама — в дрожащих руках, в прерывистом дыхании.

— Никто! — выдохнула она, сжимая телефон в потной ладони так, что костяшки побелели. Голос сорвался на визг. — Это… спам! Глупый спам! С неприличной картинкой!

Она судорожно сунула телефон глубоко в карман, словно это была окровавленная улика, горячая от прикосновения к запретному.

— Покажи, — его голос был тихим, но стальным. Это был не вопрос. Это был приказ. Приказ, которого она не слышала от него годами. В этом «покажи» было столько холодной власти, что ее бросило в дрожь.

— Дмитрий, не начинай, это унизительно, — она попыталась вложить в голос оскорбленную невинность, но получился лишь визгливый, детский испуг. Она видела, как его взгляд застывает, превращаясь в ледяную маску.

Он медленно откинулся на спинку стула, не сводя с нее глаз. Его пальцы, ухоженные и сильные, принялись отбивать нервную, неумолимую дробь по полированной поверхности стола. Тик-так. Тик-так. Секунды превращались в пытки.

— Ты стала другой, Виктория, — произнес он, и каждое слово падало, как камень. — Ты прячешь телефон. Ты вздрагиваешь, когда я вхожу в комнату. Ты пару раз назвала меня другим именем во сне. Я не идиот.

Она замерла, чувствуя, как ледяная волна страха смывает весь предыдущий жар. Почва уходила из-под ног. Она не заметила, что была настолько неосторожна.

— Каким… каким именем? — прошептала она, и губы ее онемели.

— Неважно, — он отрезал, и в его голосе впервые зазвучала не маска равнодушия, а настоящая, острая боль, которая была страшнее гнева. — Но я намерен выяснить, что происходит. И с кем.

В этот момент ее телефон снова завибрировал. Коротко. Всего один раз. Но в гробовой тишине, повисшей между ними, это прозвучало как приговор.

Дмитрий медленно, с невероятным усилием воли, поднялся. Его лицо было бледным и жестким.

— Кажется, твой «спам» очень настойчив, — произнес он ледяным тоном. — И очень избирателен.

Он вышел из-за стола и направился в кабинет, не оглядываясь. Но его спина, всегда прямая и уверенная, сейчас была напряжена, как тетива лука. Стена между ними, всегда невидимая, вдруг стала осязаемой, тяжелой и покрылась трещинами, грозящими обрушением.

Вика сидела, прижав ладони к пылающим щекам, чувствуя, как ее разрывает на части. Ужас перед неминуемым разоблачением. Стыд перед мужем. И… дикое, пьянящее, запретное возбуждение от того фото. От того, что он, Сергей, там, рискнул, послал ей эту частичку своей страсти, своего желания, своего тела.

Дрожащими пальцами она вытащила телефон. Новое сообщение было текстовым.

Сергей: Надоели игры. Я не хочу быть твоим секретом. Я хочу быть твоей реальностью. Твоим последним кошмаром и твоим первым утром. Выбери меня.

Она прочитала эти слова, глядя на закрытую дверь кабинета Дмитрия, за которой, она знала, начиналась война. И поняла, что игра действительно закончилась. Ей предстояло сделать выбор. И это будет не просто ампутация. Это будет взрыв, после которого от ее старой, безопасной жизни не останется и пыли.

Она боялась, что Дмитрий все узнает. Но еще больше, до физической тошноты, она боялась, что Сергей устанет ждать и уйдет. И этот животный, всепоглощающий страх потери его был сильнее страха потерять всё.

Глава 11

Ночь, полная страсти

— Встречаемся через час на старом причале. Брось всё.

Это сообщение от Сергея не предлагало выбора. Оно было приказом, исходящим из самого центра ее существа, которое уже давно ответило ему «да». Ложь Дмитрию — о внезапном ночном завтраке у подруги — выскользнула с такой пугающей легкостью, что Вика на мгновение испугалась самой себя.

Он ждал ее у старого, полуразрушенного причала, прислонившись к машине. Не пожарной, а своей, старенькой и неприметной. Идеальный автомобиль для тайн. Когда она подошла, он не сказал ни слова, лишь открыл ей дверь, его пальцы на мгновение коснулись ее талии — быстрый, обжигающий жест обладания, от которого по коже побежали мурашки.

Они ехали молча. Музыки не было. Звучало только их дыхание — ее, прерывистое и частое, и его, ровное, но напряженное — и монотонный шум колес, увозящих их прочь от лжи, от условностей, от прошлого.

Он привез ее на пустынный пляж, за пределами города. Здесь не было ни огней,