Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

на эту жалкую, предательскую кучку песка, которая похоронила семь лет ее жизни. Она чувствовала всесокрушающую волну вины, стыда, паники. Но сквозь этот водоворот ужаса, как луч света в темноте, пробивалось другое, ясное и неоспоримое чувство — освобождение. Ловушка захлопнулась. Больше не нужно было притворяться. Больше не нужно было лгать.

Она не сказала «да». Не произнесла ни слова. Она просто посмотрела на него, и ее взгляд — не испуганный, не оправдывающийся, а почти что… облегченный — сказал все за нее.

Дмитрий резко выдохнул, словно получил пулю в грудь. Он отступил на шаг, его плечи ссутулились под невидимой тяжестью. Вся его надменность, вся уверенность испарились, оставив лишь сломленного, преданного человека.

— Убирайся, — прошептал он, глядя куда-то мимо нее. — Прямо сейчас. Пока я не сделал чего-нибудь, о чем мы оба будем жалеть. Забери свои вещи потом. Я не хочу… я не могу тебя видеть.

Она не стала ничего собирать. Не пошла в спальню за чемоданом. Ее сумка с тем самым песком так и осталась стоять на консоли — символ всего, что она оставляла позади. Она просто развернулась, вышла за дверь и закрыла ее за собой.

Плотно. Окончательно. Звук щелчка замка прозвучал для нее громче любого хлопка.

Спускаясь по лестнице, она достала телефон. Руки дрожали так, что она едва могла удержать аппарат. Слезы наконец хлынули из ее глаз, но это были не слезы горя, а слезы катарсиса, сметающие с души всю ложь. Она написала единственному человеку, который сейчас имел значение.

Вика: Всё кончено. Он всё знает. Я ушла. У меня ничего нет с собой. Только я.

Ответ пришел мгновенно, будто он ждал, держа телефон в руке.

Сергей: Ничего не нужно. Только ты. Стой где есть, не двигайся. Я уже выезжаю.

Она вышла на улицу, навстречу холодному, безразличному утру. Дверь в ее старую, безопасную, выхолощенную жизнь захлопнулась навсегда. Позади оставались стены, орхидеи и человек, который смотрел на нее с таким презрением. Впереди был только ветер, неопределенность и огонь. И человек, который им управлял. Она стояла на тротуаре, дрожа от холода и адреналина, и не оглядывалась. Ни разу.

Глава 13

Точка невозврата

Он нашел ее на скамейке в сквере, всего в двух кварталах от того ада, что она когда-то называла своим домом. Она сидела, сгорбившись, маленькая и беззащитная, сжимая в руках ту самую предательскую сумку с наскоро брошенными вещами — жалким следом ее прежней, вымершей жизни. Когда его машина резко, с визгом тормозов, остановилась у тротуара, и он выскочил из нее, не закрыв дверь, Вика подняла на него глаза. И он увидел в них не слезы, а шок. Глубокий, парализующий шок от того, что рухнул весь ее мир, и теперь она сидит среди его обломков одна, на холодном камне.

Он не стал ничего говорить. Не было слов, которые могли бы выразить то, что бушевало у него внутри — яростную защиту, облегчение, что нашел ее, и боль за ее сломанный взгляд. Он просто подошел, встал на колени на мокрый асфальт прямо перед ней и обнял ее. Обхватил так сильно, так полностью, словно своим телом пытался оградить ее от всех невзгод разом, прикрыть от холодного ветра реальности. Она вжалась в его грубую куртку, в его знакомый, дымный, спасительный запах, спрятала лицо в изгибе его шеи, и только тогда разревелась — глухими, разрывающими душу рыданиями, от которых содрогалось все ее тело.

— Всё… всё кончено, — всхлипывала она, вцепившись в него пальцами, будто боялась, что он исчезнет. — Он… он увидел песок… с того пляжа… Я такая дура…

— Тихо, — его голос был низким и твердым, как скала, о которую разбиваются волны. Он не гладил ее, а скорее держал, прижимал к себе, его большие ладони смыкались на ее спине, создавая невидимый панцирь. — Тихо, родная. Я здесь. Я с тобой. Всё уже позади.

— Я не знаю, что делать, — прошептала она, отрывая от его груди заплаканное, распухшее лицо. Следы помады размазались, волосы прилипли к щекам. — У меня ничего нет. Ни дома, ни вещей… Ничего, кроме тебя.

Он взял ее лицо в свои ладони — шершавые, теплые, невероятно нежные в этот момент. Он заставил ее посмотреть на себя, и его глаза горели такой суровой серьезностью и безоговорочной решимостью, что перехватило дыхание.

— Ты есть у меня. И этого достаточно. Больше ничего не нужно. Переезжай ко мне. Сегодня. Сейчас.

Он произнес это не как вопрос, не как романтическое предложение, а как единственно возможное, само собой разумеющееся решение. Просто, прямо, без лишних слов и красивых фраз. Как констатацию факта.

Вика замерла, всхлипнув. Переехать? Сейчас? В ту самую секунду, когда она сожгла за собой все мосты, даже не успев отойти от пожара? Старый, знакомый страх перед неизвестностью, перед зависимостью, зашевелился в груди.

— Сергей, я… я не хочу быть обузой. Ты не обязан… это так внезапно… твоя работа, твое пространство…

— Заткнись, — отрезал он, но в его глазах не было ни капли злости или раздражения, только та самая нежность, что обжигала сильнее любого пламени. — Я не обязан. Я хочу. Слышишь? Я хочу просыпаться с тобой каждое утро. Хочу, чтобы мой дом, наконец, стал нашим домом. Хочу знать, что ты в безопасности. Что ты ждешь меня. Со мной. Всегда.

Его слова были не просто убежищем. Они были фундаментом. Теплым, прочным, настоящим. В них не было выгоды, как в словах Дмитрия, не было холодного расчета. Была только жгучая, всепоглощающая правда, которая смывала последние остатки страха, как волна смывает песок с камней.

Она смотрела на него, на этого мужчину, который ворвался в ее жизнь как ураган, сметая все на своем пути, и понимала — другого выхода у нее и нет. Но что важнее — она не хочет другого. Она хочет этой бури. Хочет этого огня.

— Да, — выдохнула она, и это короткое слово, сорвавшееся с заплаканных губ, стало самым важным, самым смелым поступком в ее жизни. — Да, я перееду к тебе.

Он не улыбнулся. Он просто