Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович

1/III. Нет, этот Луговой положительно задевает за живое. И чем? Ведь таланта большого у него нет, ума – тоже, т. к. во многих местах он наивен и смешон, чего не могло бы быть при большом уме. А трогает! Что-то женски-чуткое в нем есть; он умеет понимать душу людей, он их чувствует, как женщина. И современное он понимает, но переживает его и передает старомодно. Оттого он неизвестен и мало кем читается; по крайней мере, никто нигде не говорит об нем.

У него женская душа, и он отлично понимает женщин. В «Девичьем поле»299 в характеристике Наташи и Лины отмечены такие мелочи, что я бы сказала, что повесть принадлежит перу женщины. Может быть, потому именно повесть так и задела меня, что я в ней все время чувствовала то женское, что мучит и занимает подчас и меня самое, и именно так, почти такими же словами и почти теми же чувствами, как у Лугового.

И со всем этим отданием должного чувствуешь, что все-таки настоящего таланта в авторе нет, чего-то не хватает.

В чем же тогда секрет этого чего-то? Типы верны, жизненны и живы; живое чувство, несомненно, согревает всю повесть от начала до конца; намеченная задача – выполнена, но художник он не большой. И если бы то, о чем Луговой пишет, не было так близко, – я не стала бы его читать; настоящий же художник увлекает всем, за что ни возьмется: старым, как и новым, модным, как и отжившим.

Итак – Луговой малый художник, хотя литературный талантик у него небольшой и есть.

4/III. Какое наслаждение рвать свои старые грехи! Прямо какое-то злостно-сладострастное наслаждение, которое, верно, испытывают те, которые топчут мерзкую козявку или бьют подлеца.

Между прочим, подверглось истреблению и мое патриотически-националистическое произведение «Русский человек», написанное «в картинах» во время русско-японской войны, и глубокомысленная педагогическая статья о воспитании, в которой было больше наболевшего чувства, чем сознательной мысли.

Первую драму: «Наконец, курсистка!» пока пожалела, хотя она никуда не годна: с ней связано много молодых, хороших воспоминаний, несмотря на то что писалась она в очень плохой обстановке и в одну из труднейших минут моей тогдашней жизни. Зато она же дала мне забвение от нее, ввела в рай творчества. Но, конечно, когда-нибудь и на нее наложу руку: нужно освобождать себя от таких глупых и мелочных привязанностей, как «засохшие цветы»; а мои рукописи мало чем отличаются от них300…

Позже. Рвать так рвать! Страсть уничтожения разгорелась во мне, и я изорвала еще один рассказ «Из жизни», написанный уже в Петербурге.

Боже, как легко я вздохну, когда разделаюсь со всем этим хламом, тяжким багажом прошлого! А пока он еще давит мне плечи…

9/III. Что должен чувствовать человек, услышавший голос с неба? Что испытывает существо, увидевшее голубой цветок немецких романтиков?

Я услышала этот голос, я увидела этот цветок… но ах! лучше бы я его никогда не слышала и не видела… Теперь покой мой отравлен…

Какой должна301 мне казаться теперь жизнь, с ее земными шумами и яркими цветами!!

Ах, лучше бы я никогда не знала того, что узнала сегодня…

Позже. Отчего нет сейчас возле меня никого, кому я могла бы сказать: «Пожалей меня!» Мне так нужна ласка. Так нужен человек, с которым я могла бы помолчать.

Я уже начала было успокаиваться, забывать, заниматься – и вот одно слово опять поставило вверх дном мою душу. Я и хочу верить, и не могу; мне и сладко, и больно… Ведь ничего, ничего не изменится; по крайней мере – я не в силах изменить.

Был день, был миг – и не будет его… Завтра будет опять «завтра», тусклое, скучное, обыденное, а сегодня – как и не бывало. Завтра я даже и сама не буду верить тому, что было это сегодня, как уже не верю, как не верила и в тот самый миг.

Хоть бы Тотосик был возле меня! Он сказал бы мне только одно ласковое слово, и мне было бы легче. А может быть, и ничего не сказал бы, только посмотрел бы на меня и погладил бы молча мою руку. Он это так хорошо умеет делать.

18/III. «Господи, да не кошмар ли это!»302 Хочется иной раз повторить старую фразу Щедрина. В наше время и такие вещи! История с новым уставом Медицинской академии303; Джунковский – товарищ министра304; слухи о патриаршестве305; история с Распутиным306; митрополит Владимир307, миссионеры Скворцов, Айвазов, их религиозные преследования, такие глупые, нелепые, нахальные, возможные только разве во время разгрома раскольнических молелен, и пр. и пр. и пр., о чем говорили и рассказывали в последний четверг у Пругавина.

«Господи, да не кошмар ли это!..»

И эти молодые адвентисты, переселенцы в Канаду, приехавшие теперь в Россию как в чужую, почти варварскую страну, говорящие по-русски как иностранцы на чужом наречии! Только отцы их 25 лет тому назад выехали из России, сами еще тянутся к ней душой и в мечтах думают об ней, как о потерянном рае, а дети – уж американцы с головы до ног: «Америка» у них каждое третье слово. За что выгнали их? Зачем Россия лишила себя такой силы, какой стали они там, за морем? Почему все лучшее должно бежать от нас и отдавать свои силы чужой земле, чужим людям, чужому делу? Целые поселения адвентистов, целые поселения духоборов принуждены были оставить немилостивую к ним родину и искать счастия за неведомым океаном308.

И понятно, что, кроме горького упрека отечеству, могут выставить бежавшие из него отцы на любопытствующие вопросы детей, если таковые возникают?

Впрочем, они очевидно добрее нас и говорят детям об нас лучше того, чем мы заслуживаем, так как в этих двух братьях адвентистах, которых я видела у Пругавина, теплится еще какое-то чувство к братьям русским под наружным покровом американщины. А уж их дети будут, конечно, чистокровнейшими янки.

Да, кошмар, кошмар!..

1/IV. Нет, действительно ведь прекурьезная история! Успенский (не Глеб, конечно) написал книгу («Tertium organum»), о которой несомненно умный Франк дал прекрасный отзыв в печати, а Суханов (психиатр) занес ее в свою коллекцию «отреченной» литературы, т. е. причислил автора ее к душевнобольным309.

Хлыст Щетинин собирает вокруг себя и увлекает за собой толпы людей, а Суханов относит его «Ключ познания» и др. произведения тоже к числу «отреченных»310. (С этим,