О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

Рассмотрим, например, ягодицы. Даже обнаженные, они не являются неприличными, поскольку их оправдывает желание, которое они возбуждают. Почему же они становятся непристойными во время ходьбы, даже прикрытые тканью? Дело в том, что в этом процессе участвуют ноги: их движения оправданны, а походка вразвалку, покачивая ягодицами, — лишь следствие неуклюжести, из-за которой эта «изолированная подушка» на бедрах, оживленная неоправданными движениями, становится неприличной. То же самое можно сказать и об обнаженном теле, которое не является желанным. Чтобы вернуть телу «грацию», ему нужно другое оправдание — эстетическое. «Грациозное действие, раскрывая тело как точный инструмент, дает ему оправдание его существования в каждый момент бытия». Ладонь, например, не нуждается в оправдании, поскольку создана, чтобы брать что-то. Обобщал вы ше изложенное, можно сказать, что высший вызов грации заключается в том, чтобы раздетое тело выглядело приличным, «не имея другой одежды, другого покрова, кроме самой грации».

Таким образом, грация, по Сартру, соответствует тому, что богословы Средневековья называли «стыдливой плотью», приводя в пример ту же руку, обнажение которой не означает бесстыдства благодаря невидимой пелене, которая покрывала все тело в земном раю. Сартр использует тот же образ: «Самое грациозное тело — это тело обнаженное, которое своими действиями окутывает себя невидимой одеждой, полностью скрывая свою плоть, даже если та целиком предстает перед глазами других». На этом сравнение заканчивается: оправдание необходимостью — неотъемлемая часть феноменологии, по Сартру. Но концепция «грации» предварила понятие стыдливости-уважения 1990-х годов.

Французский философ Морис Мерло-Понти также отмечает важность присутствия взгляда постороннего человека в определении стыдливости. Человек показывает свое тело с опаской, потому что посторонний взгляд раздевает его, превращая в объект. Но можно также показывать себя с целью очаровать другого человека, превратив его в раба. В своей книге «Феноменология восприятия» (1945) он отмечает: «Стыдливость и бесстыдство занимают место в диалектике “я и другой”, это диалектика хозяина и раба». Утвердить свое тело бесстыдством значит признать, что его можно рассматривать как объект, следовательно — быть рабом другого, желая при этом, чтобы тебя воспринимали как субъект, а следовательно ~ хотеть быть его хозяином. «Таким образом, стыдливость и бесстыдство выражают диалектику множественности сознаний и имеют большое метафизическое значение».

Экзистенциалистский подход позволяет четко обозначить отношения между стыдливостью и бесстыдством и оригинальным образом определить, что представляет собой эта невидимая пелена, связанная как с желанием, так и с эстетикой. Этот анализ выходит за рамки традиционной сексуации стыдливости, но низведение другого человека до уровня объекта желания затрагивает главным образом один из полов — женщину, что ярко проявилось в 1970-е годы.

Если в XIX веке понятие стыдливости относилось к внутренней жизни человека, то век XX, как никогда ранее, много внимания уделяет взгляду другого человека. Мы вовсе не обвиняем общество в том, что оно прониклось идеями феноменологии, мы лишь констатируем совпадение этой тенденции с общей восприимчивостью эпохи, в которой она развилась. Например, в тонком анализе философа Владимира Янкелевича стыдливость, основанная на уважении, «выражает все самое деликатное, что существует в нашем внутреннем мире». Тем не менее остается еще и социальное целомудрие, которое «уважает в Другом это начало — ночное, непостижимое, загадочное, где наша собственная личность познает саму себя», — пишет он в своей книге «Ирония» (1964). Эта мысль является важной вехой на пути к возникновению в конце XX века понятия стыдливости-уважения. Философ строит свои рассуждения на основе взгляда другого человека. В юриспруденции, а затем в реформе Уголовного кодекса Франции, в движении натуристов, а также в области спорта и развлечений именно взгляд будет играть определяющую роль в понятии стыдливости.

БЕЗ ПОКРОВА: НАГОТА БЕЗ КОМПЛЕКСОВ

В июне 1924 года группа молодых анархистов поехала отдохнуть за город. Несмотря на то что у подпольной группы есть сложившиеся политические взгляды, целью поездки была вовсе не политика: это был обычный пикник с танцами, песнями, подвижными играми. Молодые люди делятся едой, тянут жребий, кому с кем спать ночью, и убеждаются в том, что естественное состояние человека — нагота. Вот выдержка из письма одного из участников этой поездки от 29 июня 1924 года, адресованного Эмилю Арманду, который опубликовал его в работе «Сексуальная революция и любовное товарищество» (1934): «Мы договорились, что участники поездки снимают с себя одежду сразу по прибытии на место. Одежда для нас — символ рабства».

В этой наготе, конечно, присутствует идеология. А главное — чувственность: «И помимо всего прочего, какое это наслаждение гулять, бегать или растянуться на траве, обнаженным, под лучами солнца, когда ты ощущаешь, как летний ветерок ласкает твою кожу, в двадцати километрах от цивилизации». Такой свободой обладают дети, которым разрешили играть, как им вздумается. На следующий день нет ни одного отсутствующего на перекличке — доказательство того, что на смену отцовской власти пришла самодисциплина.

В это же самое время во Франции появляются первые клубы натуристов, и дикий нудизм анархистов приводит их в ужас. Даже если участники этой поездки ссылаются на теоретические положения анархизма («нас вдохновляют некоторые идеи, которые тебе нравятся»), главное для молодых людей — наслаждение жизнью и природой («Какое чудо!», «Это одна из самых лучших поездок…»), и их не особенно заботят великие принципы (выражение «И помимо всего прочего…» явно свидетельствует об этом). Стыдливость — часть тех ограничений, от которых они мечтают избавиться, как дети, которым велено «вести себя хорошо». Но, не осознавая противоречий своим же собственным принципам, они устанавливают для себя иные запреты, а именно: запрет воссоздавать примитивные пары, то есть иметь постоянного полового партнера.

Мечта о простой жизни, избавленной от всяческих табу, породила в 1920-е годы противоречивые движения. Все словно сошли с ума, досадуя на прошлое; три поколения спустя нужно констатировать, что, сами того не зная, они выражали предрассудки своей эпохи.

Натуризм и нудизм

Французский писатель Анатоль Франс в своей книге «Остров пингвинов» рассказывает историю о том, как миссионер, обманутый дьяволом, проводит обряд крещения для птиц, принимая их за людей, живущих по законам природы. Теперь Бог должен превратить их в людей, и начинается процесс цивилизации. В пикантном сатирическом стиле романист описывает нравы западной культуры начала XX века. «Святой Маель» начинает с того, что пытается заставить свою паству носить одежду. Не подозревая ничего плохого, он позволяет дьяволу одеть самку пингвина, которая тут же начинает вызывать чувство вожделения у ее соплеменников.

Испуганный тем, что эти одежды «вместо того, чтобы способствовать появлению стыдливости у пингвинов, приводят к обратному результату», Маель делает открытие: первобытная нагота стыдлива, а одежда придает ей эротизм, заставляя гадать, что