О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

с остротой и проницательностью рисует наброски всех этих увядающих красавиц, этих толстых размалеванных дам, этих пожилых американок с золотыми зубами, которые «отвергли длинные юбки, шиньоны, корсеты — словом, все ограничения». Когда ей исполняется двадцать лет, родители снимают для нее меблированную квартиру.

Дни пролетают быстро. Балы, флирт, «шумные гулянки» среди «этих молодых нарумяненных девушек […] увешанных украшениями, которые курят и выставляют напоказ свои ноги, грудь, спину; этих полуголых девиц, которые днем только и мечтают хоть немного поспать, а ночи проводят в танцах и любовных утехах, с безрассудной горячностью растрачивая свои тела и свое время». В черновиках книга «Вино одиночества», воскрешая в памяти одну из таких ночей, она подводит итог пересмотру своих жизненных ценностей: «Что такое хорошо? Что такое плохо? Меня этому никогда не учили…»

У целого поколения, живущего после Первой мировой войны, создается впечатление, что законы добра и зла поменялись местами. Одно и то же стремление к «возрождению» заставляет одних проповедовать возвращение к абсолютной стыдливости, а других — ратовать за гимнастический нудизм. Как это часто бывает, чувство освобождения приходит через новые способы выражения своего тела: никаких корсетов, голые ноги, короткая стрижка. От стыдливости не отказываются совсем, но правила приличия пересматриваются: женщины обнажают икры, которые не показывали со времен Древней Спарты; формы, возбуждавшие мужчин во времена Прекрасной эпохи, — грудь, приподнятая корсетом, и ягодицы, подчеркнутые турнюром, — уступают место платью-футляру и первым брюкам. Девочки из хороших семей не хотят становиться посмешищем и оставаться в стороне от общих тенденций («ложный стыд», как назовет его Ирен Немировски) или безропотно принимать лицемерную в вопросах секса мораль послевоенного времени («Холостячка» Виктора Маргарита, 1922). И все же они продолжают оставаться девочками из хороших семей.

В этой потребности вести аморальный образ жизни можно усмотреть отчаяние. Поэтесса Мирей Аве до самой своей смерти в 1932 году, в возрасте тридцати четырех лет, воспринимает то как «молодую и здоровую радость», то как суицид «свое осознанное и выбранное по собственной воле падение», приведшее ее к наркотикам, алкоголизму, лесбийской любви. Она пишет об этом в своем дневнике (1919–1924). Провокационный для послевоенных лет отказ от стыдливости, внушаемой девушкам в хороших семьях, проявляется во всем. Рассказывая о своих страданиях, она использует неприличные выражения; такие слова, как «подчеркнуто», «намеренно», проходят лейтмотивом в ее стихах, что говорит о ее вызывающем поведении. А об ее моральном облике свидетельствует тот факт, что она проводит ночи со шведской баронессой в присутствии мужчины-переводчика. Война впервые предоставила женщине роль первого плана и смела границы интимности. Женщины — как замужние, так и одинокие — взяли на себя заботу о душе и теле — сферах жизни, которые когда-то считались уделом религии. Следует напомнить о женской стыдливости сестер милосердия, ухаживавших за ранеными, или так называемых «крестных», которые шефствовали над фронтовиками и выслушивали их исповеди.

Поколение 1920-1930-х годов выступает против ценностей, укоренившихся в сознании и нравах того времени. В условиях полемики и экономического кризиса 1929 года молодежь чувствует себя жертвой интересов тех, кто остается в арьергарде, и она начинает искать новые ориентиры. Психоанализ с его образом плотины, предложенным Фрейдом, анархизм с его отказом от семейных отношений, базирующихся на создании супружеской пары, и их синтез в «сексуальной революции» Райха помогут молодым людям определиться в вопросах стыдливости.

Вокруг Эмиля Армана (Эрнеста-Люсьена Жюэна) — сына коммунара, либерального коммуниста, теоретика «любовного товарищества» — группируются активисты движения за сексуальную свободу и освобождение тела. Речь для них идет о самом сердце процесса дестабилизации западного общества. «Чувство ужаса перед половыми органами, узаконенное и систематизированное, — это ось, вокруг которой вращается вся современная цивилизация», — пишет Жерар де Лаказ-Дютье в книге «Предубеждения в сексуальном вопросе» (1931). Наше поколение — это поколение импотентов как в сексуальном смысле, так и в политическом, лишь потому, что мы прячемся под маской нашей целомудренности, переодеваем нашу порочность в добродетель, обманываем нашу стыдливость. «Нужно усвоить раз и навсегда, что обнаженные женщина и мужчина — это такие же представители животного мира, как и другие его виды, к наготе которых мы относимся спокойно», — считает Абель Леже, автор работы «Стыдливое лицемерие» (1931).

Таково поколение, из которого вышел Вильгельм Райх. Его книги «Назначение оргазма» (1927) и «Сексуальная революция», первое издание которой датировано 1930 годом, содержат идею о том, что причиной неврозов являются сексуальные проблемы: лучшим лечением для них был бы оргазм, который дает жизненную энергию, наделенную целебным свойством, — оргон. Последствия его теории и неприятности, которые она ему доставила, не умаляют того влияния, которое он оказал на распространение сексуальной революции в США и по всему миру.

Райх одним из первых объединил марксизм и фрейдизм, настаивая на существовании связи между подавлением сексуальности и капитализмом. По его мнению, общество больно с сексуальной точки зрения, потому что оно основано на подавлении инстинкта воспроизводства. Процесс сублимации, описанный Фрейдом, позволяет направлять подавленную сексуальную энергию на создание произведений искусства, но, согласно Райху, эта идея распространяется только на прегенитальные импульсы, а не на генитальные. Это не решает проблему вытеснения сексуальных импульсов из сознания, сексуальное подавление может привести только к неврозу. Эти мысли он излагает в своей книге «Сексуальная революция». Таким образом, после Второй мировой войны распространяется следующая идея: если человек не ведет насыщенную половую жизнь, то это болезнь, которую необходимо срочно лечить. Для последователей его теории сексуальный и эмоциональный оргазм — единственный путь к освобождению для женщины. «Возможно, это противоречит некоторым этическим нормам, но с точки зрения психоанализа невозможно ничего изменить», — заявляет Карлос Фригола в своей книге «Женский характер, от девочки до женщины. Эмоциональное переживание в свете теорий Вильгельма Райха» (2002).

Вслед за Райхом эти идеи подхватывают Кинси (1948), Альберт Эллис («Американская сексуальная трагедия», 1954), Герберт Маркузе («Эрос и цивилизация», 1955) — они приучают американцев мыслить без комплексов. Движение хиппи в 1960-е годы почерпнуло из работ этих авторов идеи еще большей свободы тела. Между тем ни Райх, ни Эллис или Маркузе не собирались отказываться от норм стыдливости. Пока не пришло время свободного общества, которое жило бы по законам саморегулирования, а не руководствовалось нормами морали, Райх считает, что необходимо сохранить идею подавления «вторичных асоциальных импульсов» (например, изнасилование). Призывая к «разумному сексуальному кодексу», Эллис поддерживает идею о необходимости минимальных законов, в частности наказание за эксгибиционизм в такой же мере, как и за нарушение общественного порядка. Маркузе, полностью отвергая репрессивные действия со стороны современного общества, верит в «автосублимацию» сексуальности, которая не позволила бы ему скатиться до уровня «общества сексуальных маньяков».

Как