О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

в состав Германии, нудизм практикуется отдельно для людей разного пола. Среди сторонников «центризма» можно назвать Луизу-Мари Ферре или братьев Дюрвиль из центра нудизма Физиополис де Виллен, которые рекомендуют носить нижнее белье. Мечта о целомудренной наготе кажется им неосуществимой: «нужно признать, что [для невинных существ] в наготе самой по себе нет ничего аморального», но коллективная нагота противоречит «высшим идеалам нравственности». «Без сомнения, нагота и природа невинны, но слишком часто, увы, не столь невинна ментальность наших сограждан», считает Луиза-Мари Ферре. Поэтому сторонники центристского движения рекомендуют такие меры, как полуобнаженность, пространственное ограничение (специальные лагеря для нудистов), ограничение по времени. Все это свидетельствует о том, что в их сознании повседневная нагота все еще вызывает чувство стыда.

У «левых» нудистов отношение к стыдливости-стыду еще более парадоксально. Желание отмежевать свое движение от нудизма анархистов способствовало развитию их концепции, а также современных теорий спортивной гигиены, которая рассматривает «сексуальную несдержанность как потерю физической силы и морального духа». Эту идею формулирует Кьенне де Монжо в своей книге «Нагота, или Десять лет борьбы с губительными предрассудками» (1936). В 1920-е годы он создает клуб натуристов под названием «Спарта-клуб», основывает журнал «Жить полной жизнью» и издательство «Издательство Жизни». Вокруг него группируются «левые» нудистские движения тех лет. А сам он, стремясь реализовать свой идеал, с тринадцати лет жил в воздержании.

Со всей решительностью, за которую ему пришлось испытать множество нападок со стороны поборников морали, он разоблачал лицемерное воспитание, которое ставит на наготе клеймо стыда. Нельзя соглашаться с тем, что даже малейшая часть тела объявляется позорной. Но свой идеал он видит не в «свободной культуре». Напротив, он лелеет надежду возвысить человека, а не вернуться к «вульгарным чувствам» и «дикости первобытных людей». Он считает, что мораль его времени, «противоречащая всему прогрессу человечества», не позволяет укротить и облагородить эту вульгарность. Она довольствуется осуждением наготы, объявляя ее постыдной. Гармоничному развитию человека он противопоставляет «мощь идеала красоты», который потенциально есть в душе у каждого, но вытеснен из сознания воспитанием.

Это желание возвысить человека напоминает понятие чувства стыдливости у Шелера, благодаря которому человек может подавить свои животные инстинкты. Следовательно, во французском натуризме можно было бы увидеть этап на пути к появлению новой стыдливости, не связанной со стыдом, которая порвала бы с моралью, основанной на первородном грехе. Согласно Кьенне де Монжо, она покоится на извращенном толковании Библии «духовенством, которое таким образом удерживает часть человечества под своим гнетом».

Однако, стремясь отмежеваться как от христианской морали, так и от анархических взглядов, в своем рассуждении о первородном грехе он не может избавиться от культуры стыда. По его мнению, запретный плод был афродизиаком — фруктом соблазна, действие которого оказывается «непристойным в основном для мужчины. Он возбуждает его орган, который должен погрузиться в наслаждении в глубь женского тела […]. Семя жизни проливается на незапятнанную почву земного рая […]. Отрезвленные, возвращенные к действительности, повергнутые в трепет, супруги догадываются, что их обманули. Они потеряли божественную дружбу, на них легла печать ужасного позора, которым будут отмечены отныне сексуальные отношения всех их детей, позора настолько большого, что им хочется спрятаться от самого Бога». Они превращаются в обычных первобытных людей, а сексуальность становится преступной. Говоря о таком явлении, как мастурбация, философ противопоставляет ей целомудренность супружеской любви, а целью сексуальности называет зачатие потомства.

Эта мысль звучит очень по-христиански, или, по крайней мере, она типична для буржуазной морали, которая приняла идеи христианской философии. Кьенне де Монжо, как и Шелеру, не удается избежать в своем подходе понятия стыдливости-стыда.

Продолжение анализа, современного по своей форме, написано в духе святого Августина. Древо жизни обладает «натуральной радиоактивностью» и могло бы даровать человеку бессмертие. Оно освобождает человека от греха, и Бог, без сомнения, дал бы людям запретный плод, но только после того, как они отведали бы плод древа жизни: таким образом, пара прожила бы в божественной любви и бесплотности, любя друг друга в Боге и для Бога. Они бы приняли фрукт-афродизиак, чтобы произвести на свет потомство, соединяясь только для того, чтобы посеять жизнь. Это напоминает старый миф о слоне из средневековых басен.

Таким образом, стремясь прийти к стыдливой целомудренной наготе, избавленной от стыда, он концентрирует этот стыд на половом акте, целью которого не является зачатие. Освобождая стыдливость от взгляда, он сильнее связывает ее с действием. И эта стыдливость явно женская, поскольку желание исходит со стороны мужчины.

«Наши занятия гимнастикой доказали, что вид красивого женского тела вызывает у мужчины не плотское желание, а лишь чувство восхищения, а следовательно — нормальное и вполне естественное удовлетворение, успокаивая его сексуальность», — говорится в книге Кьенне де Монжо «Нагота, или Десять лет борьбы с губительными предрассудками».

Нагота, лишенная сексуальности, а потому не вызывающая желания, все же имеет особенности, связанные с полом. Так, развитие мускулатуры должно быть разным у мужчин и женщин: мужчине нужно отдавать предпочтение атлетической мощи, а женщине следует развивать гибкость. И тут мы имеем дело не с подавлением стыда, а с его вытеснением. Невинной наготе в лагерях для натуристов и в иллюстрациях к своему журналу «Жить полной жизнью» Кьенне де Монжо противопоставляет «скандальные театральные постановки, казино и все те места, где нагота провокационно выставляется напоказ».

Дикая стыдливость первых натуристов (имеются в виду левые!) была в духе того времени. Жюль де ла Весьер проанализировал рассуждения Кьенне де Монжо, используя понятия первичной и вторичной индивидуализации стыдливости, а каноник Тиберген обратил свое внимание на чистоту, которую удается сохранить благодаря рациональной стыдливости. Журналист газеты «Канар аншене» Саларден, под впечатлением от встречи с основателем Спарта-клуба, выступает против распутства, царящего в крупных столицах, начиная с такого «на удивление развращенного» города, как Берлин. Он предложил Кьенне де Монжо сделать наготу «щитом против нездоровых желаний», укрепляя в человеке мастерство самообладания. «Нудизм — это не школа целомудрия и тем более не Школа воздержания, это школа желания, самоконтроля и сексуального хладнокровия», — отвечает тот. Поэтому в коллективной наготе нет ничего естественного: она основана на самообладании, на понимании силы сексуального желания, тем более что приходится с ней бороться. Все, что могло бы возбудить это желание (например, взаимная интимность), строго запрещено.

Саларден, привыкший к совместным раздевалкам нудистов в Германии, с удивлением обнаруживает, что в замке Гарамбувиль, где располагается Спарта-клуб, мужчины и женщины раздеваются раздельно. Он одобряет такое отношение, ведь «если полная нагота, вообще говоря, не является эротичной, то этого нельзя сказать о полуобнаженности»: по крайней мере, он не может оставаться равнодушным, когда женщины снимают