Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

не пойти ко дну вместе с ней, а вновь, как это было всегда, остаться на плаву, нужно устроить очередной coup d'état, который усилил бы центральную власть, — разумеется, с ним, Сьейесом, на самом её верху. К лету 1799 г. в результате «обычной перетасовки директоров» (по наблюдению А. Вандаля[1041]) он стал на четыре месяца президентом Директории и уже в этом качестве приступил к осуществлению своего плана. А план был мудрёным. Олигархическая ли республика или ограниченная монархия — для Сьейеса значения не имело. Его генеральная идея, в которой он усматривал единственную возможность не только спасти отечество и себя самого, но и возвысить себя вместе с отечеством, заключалась в следующем: «Должна быть одна голова и одна сабля, которая должна подчиняться этой голове»[1042]. Роль головы он, конечно, предназначал себе. Оставалось подыскать достойного кандидата на роль сабли, и тут Сьейесу пришлось долго перебирать различные варианты, ибо требовался искусный, удачливый и популярный военачальник, а таких во Франции тогда было много.

Правда, к тому времени командный состав французской армии понёс ощутимые потери. Скоропостижно, при невыясненных обстоятельствах, умер Луи Лазар Гош — самый талантливый из полководцев Французской республики после Бонапарта. Альбер Сорель полагал, что Гош был «единственным человеком, который при жизни Бонапарта мог преградить дорогу Бонапарту и отвести течение французской революции к другому склону горы»[1043]. Погиб в бою с австрийцами Франсуа-Северин Марсо. Два Шарля — Дюмурье и Пишегрю — изменили Родине. Однако нельзя согласиться с мнением Альфонса Олара, будто к 1799 г. «гильотина погубила всех возможных соперников» Наполеона и «сделала из Бонапарта, и без того уже очень возвышавшегося над окружающими, настоящего великана, за которым никого больше не было видно»[1044]. Из одарённых военачальников, ставших жертвами гильотины, можно назвать лишь Адама Филиппа де Кюстина, Франсуа Жозефа Вестермана и Жана-Николя Гушара, но ни один из них «не тянул» до уровня ни Гоша и Марсо, ни Дюмурье и Пишегрю. Зато оставались в строю первоклассные таланты, из которых Сьейесу нелегко было выбрать самую достойную и надёжную «саблю».

Трудность заключалась в том, что помимо военных талантов и популярности Сьейес хотел бы видеть в своём избраннике и силу характера, и покладистость в отношениях с ним, Сьейесом, и умеренность в убеждениях, желательно ни крайне левых, ни слишком правых. Ж.Б. Журдан и Ж.Б. Бернадот не подходили под его расчёты из-за своего якобинского экстремизма, А. Массена был излишне прямолинеен, Ж.Э. Макдональд чересчур уклончив. Генерал маркиз Лафайет, которого Сьейес несколько опасался как возможного конкурента, но и не терял из виду на роль «сабли», оставался в изгнании, хотя и недалёком (в Нидерландах). Наконец, три блистательных военачальника — «чудо-генерал» Бонапарт, а с ним Л.Ш.А. Дезе и Ж.Б. Клебер — были так далеко от Франции и так рисковали там собой, что Сьейес не надеялся на их возвращение. Таким образом, реальными, по разумению Сьейеса, оставались две кандидатуры: Жана Виктора Моро и Бартелеми Катрин Жубера.

Начал Сьейес с Жубера. Это был ещё молодой, едва достигший 30 лет, но уже прославленный генерал, один из главных героев Итальянской кампании 1796–1797 гг., а после отъезда Наполеона в Египет главнокомандующий сначала Итальянской армией, а затем и 17-й, т.е. Парижским гарнизоном. Он устраивал Сьейеса во всех отношениях и сходился с президентом Директории в намерении либо упразднить Директорию, либо подмять её под себя. Недоставало Жуберу разве только военной славы. Чтобы компенсировать этот недостаток своего избранника, Сьейес решил послать его в Италию против А.В. Суворова.

Дело в том, что ещё 17–19 июня 1799 г. в трёхдневной битве на р. Треббия русско-австрийские войска, которыми командовал Суворов, разбили французскую армию Ж.Э. Макдональда и закрепили за собой Северную Италию, угрожая вторжением во Францию. Жубер должен был остановить и победить дотоле непобедимого Суворова, что обеспечило бы ему репутацию спасителя отечества. Далее предполагалось, что он, осиянный славой, вернётся в Париж, разгонит Директорию вкупе с обеими законодательными палатами и поможет Сьейесу реализовать идеи новой полуолигархической — полумонархической конституции, проект которой уже был у Сьейеса в кармане[1045].

В отличие от последнего сам Жубер больше думал не о грядущем государственном перевороте, во все детали которого Сьейес едва ли его посвящал, а о боевых подвигах и лаврах национального героя. Он был честолюбив, как и его кумир Наполеон Бонапарт, и даже свой отъезд на войну в Италию по редкостному, почти мистическому совпадению, обставил а la Наполеон. За считаные дни до отъезда он сыграл свадьбу с девицей де Монтолон, племянницей знаменитого маркиза Ш.-Л.-Г. Семонвиля[1046], и «после нескольких дней, проведённых в объятиях жены, вырвался из сладостных оков и помчался в бой, унося с собою талисман — её портрет»[1047]. Прощаясь с женой, Жубер обещал скоро вернуться — победителем или мёртвым, и, как мы увидим, сдержал обещание (но как?!). 4 августа он прибыл в Итальянскую армию, принял главное командование у генерала Моро и 15 августа у города Нови в области Пьемонт вступил в сражение с русско-австрийской армией Суворова. Жубер имел в тот день 38 тыс. солдат, Суворов — 65 тыс. Буквально в первые же минуты битвы Жубер был сражён насмерть шальной пулей. Вновь возглавивший Итальянскую армию Моро не смог спасти её от разгрома.

Жубер вернулся в Париж, как обещал, скоро. Но — мёртвым. Мало того, битва при Нови пошатнула и полководческую репутацию Моро, который при всех его дарованиях военачальника, хладнокровного и мужественного на поле битвы, «боялся политики и считал себя неспособным к ней; как только затевалось что-нибудь в области внутренней жизни страны, он добровольно отступал на второй план»[1048]. Между тем именно после Нови положение Французской республики стало критическим. Напомню читателю: генерал Журдан предложил объявить отечество в опасности. Что было делать Сьейесу, который, по выражению Вальтера Скотта, «стал подобен голове без рук»?[1049] На что и на кого рассчитывать?

По данным разных источников, обобщённых в трудах А. Вандаля и А.3. Манфреда, не только Сьейес, но и вся Директория, а вместе с ней многие министры, генералы и депутаты обоих парламентских советов стали лихорадочно искать какие-либо, вплоть до экзотических, казусных, меры спасения. В ночь с 15 на 16 сентября, через два дня после того как Совет пятисот отказался объявить отечество в опасности, Директория провела экстренное совещание. В нём приняли участие все пять директоров, все (!) министры — от военного до финансов, 10 генералов и 20 депутатов обоих Советов. А.3. Манфред обнаружил