Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

28 октября, понедельник. Из лагеря над Сангдой (4480 метров) до Кагбени (2838 метров) 14 километров

В этот день, последний в треккинге, от нас требовалось только идти по дороге.

По левую руку далеко внизу раскинулся хаотичный, поражённый эрозией ландшафт Мустанга. Прямо впереди, над гигантской долиной Кали-Гандака, виднелся Тхорунг- Ла – почти на той же высоте, что и мы, 5416 метров. У его подножия далеко внизу находилась деревня Муктинатх, центр паломничества.

Километр за километром мы продвигались на юг, и глаз радовали массив Нилгири и вершина Аннапурны, все заснеженные и ослепительно-белые.

По новой дороге удалось спуститься прямиком в Нижний Мустанг (только пришлось кое-где срезать её широкие изгибы). Мы с Джорджем перешли по мосту в Кагбени, где Кали-Гандак узок и быстр. Мы прошли мимо «Якдональдса», сети ячьих бургерных, которые клялись, что для них «гость – бог». Вскоре мы оказались в конечной точке трека, у гостевого дома «Рай туриста». Всего через несколько минут мы уже пили традиционное пиво в честь конца путешествия.

Впрочем, нам ещё предстояло совершить другое путешествие обратно в Катманду. На следующий день нам выпала возможность посетить священную деревню Муктинатх (3762 метра), расположенную на полпути между Кагбени и Тхорунг-Ла.

Дорога из асфальтобетона, проложенная туда из Джомсома, обеспечивает святыне ежегодный поток в тысячи паломников, многие из которых прилетают в Джомсом из Индии, а затем едут к индуистскому храму на джипе. Внезапно оказаться на большой высоте – хороший способ испытать веру.

Мы ночевали в Джомсоме, оттуда самолётом добрались до Покхары и провели там двое суток: это позволило нам не только попрощаться с Питером и Брендой, но и заняться параглайдингом на Пхува-Тал.

Итак, я побывал в Долпо в третий раз.

Выводов, разумеется, никаких не последует. Любое место на планете меняется, развивается, эволюционирует. Иные места, к сожалению, приходят в упадок. В отзыве на «Высокие фронтиры» Бауэра Джордж Шаллер пишет: «Культуры динамичны, они пребывают в постоянной флуктуации, даже в самых отдалённых регионах Земли, таких как Долпо – анклав Тибета в Непале».

В начале «Высоких фронтиров» Бауэр заявляет, что написал свою книгу «о переменах на отдельно взятой территории»: он утверждает, что закрытие границы с Тибетом в 1959 г., произошедшее после китайского вторжения, оказало глубокое влияние на «идиллическую» жизнь пастухов яков.

В 2014 г. в своём эссе «Высокие фронтиры. Возвращение в Долпо» Бауэр пишет, что «современная торговля ярцагумбу поддерживает экономику региона: благодаря ей люди из года в год возвращаются в Долпо». Со времени написания статьи Бауэра ситуация сильно изменилась. В 2010-х гг. расценки на кордицепс резко упали, но с тех пор они снова начали подниматься. В 2019 г. в Пекине он стоил около 83 000 долларов за килограмм, а в начале 2023 г. цена вернулась к отметке 110 000 долларов за килограмм (неизменно дороже золота). Но намного более значительно для бедного Непала то, что интенсивный сбор кордицепса привёл к значительному сокращению его популяции. Считается, что чрезмерный сбор ярцагумбу нарушил его жизненный цикл, и с каждым годом гриба становится всё меньше. Не осталось без внимания и возможное разрушительное воздействие изменения климата. Обитатели Гималаев передают, что стало выпадать меньше снега, отступают ледники, пересыхают реки, меняется флора, по-другому себя ведут и распределяются естественные популяции животных.

Начиная с 2014 г., когда вышла статья Бауэра, я видел все эти перемены своими глазами даже в такой краткий период. Путешествие в Долпо в 2019 г. дало понять, что достаточно нескольких единиц тяжёлой техники, чтобы по девственным горам раскинулась сеть автомобильных дорог. Отыскать информацию об этих новых трассах непросто, а потому трудно сказать, насколько обширной в конечном итоге будет эта сеть.

Нет никаких сомнений, что перемены наступают с большим ускорением. Долпо становится труднее сохранять уникальную культурную идентичность – трудно, хотя и не невозможно.

Отправившись в Долпо летом перед зимовкой 1960–1961 гг., Дэвид Снеллгроув писал: «Как можно помыслить летом, когда все дороги и перевалы открыты, что зимой сюда не доходит ни одной вести из внешнего мира? В то же время удивительно, чудесно даже было размышлять над одним простым фактом: в этом отдалённом уголке мира условия жизни не просто таковы, какими были в Долпо на протяжении тысячелетий, – они таковы, какими были по всему свету всего-навсего сто лет назад. И, пожалуй, тот, кому выпало самому хоть недолго прожить в подобных условиях, начинает лучше понимать историю человечества».

Я считаю, что мы начинаем терять этот шанс – «пожить в подобных условиях»: он исчезает даже в удивительном Долпо.

2020. Пандемия

48. Во время пандемии

16 мая 2020 г., когда мы покорили 5357-метровую вершину Гокьо-Ри и спустились обратно в лагерь, мне позвонила Сарита: «Билл, немедленно возвращайтесь. Я поменяла тебе билеты на вылет из Катманду: границы закрываются». Началась гонка.

Всемирная организация здравоохранения объявила пандемию 11 марта 2020 г., через несколько дней после моего приезда в Непал, и ближайшее будущее вдруг стало очень туманным. Мы знали только, что международные перелёты скоро станут невозможны.

Для Непала туристический сезон апреля – мая 2020 г. отменялся.

Мы с моим другом Кингой Шерпой собрали снаряжение и на следующее утро отправились обратно в Луклу. Первую ночь мы провели в Доле, вторую – в Намче, а вечером третьего дня пришли под проливным дождём в обесточенную Луклу. Если завтра погода будет нелётная, я не попаду на рейс из Катманду и, видимо, задержусь в Непале.

Прояснилось, и на следующее утро трём самолётам разрешили сесть. Позже я узнал, что приоритет отдавали иностранцам, таким как я, которые могли спешить на пересадку.

Аашма и Сабина, мои непальские друзья, уже два дня не могли покинуть Луклу. Во внутреннем аэропорту меня встретил Йен Уолл, и вечером мы выпили по прощальному пиву. На следующее утро я должен был сесть на последний рейс «Тайских авиалиний» из Катманду.

В тот день аэропорт имени Трибхувана был переполнен. Люди отчаянно пытались попасть хоть на какой-нибудь рейс из страны. Мой борт был полон, и по крайней мере пятьдесят человек ждали, не освободится ли на нём место. Француз-анестезиолог с женой, с которыми я познакомился в Лукле, вынуждены были лететь в Бангкок, совершенно в противоположном направлении, но иначе домой во Францию им было не попасть. Я и сам летел через Бангкок, и, недолго прождав в его пустом аэропорту, сел уже на самолёт в Брисбен. На табло отправления напротив девяноста