Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

рок, который, в соответствии с общей авторской философией, пользуясь абсолютно традиционным инструментарием, все время норовит вырваться за пределы отведенного ему звукового пространства. Здесь формулируется специфический мелодизм возрожденной «Обороны»: американский протопанк с его наивной свирепостью тут так же важен, как героическая советская романтика в самых разнообразных ее вариантах – от официозного до бардовского.

Наконец, здесь закрепляется новая лирическая ситуация – это «обязательная война», поражение в которой неизбежно. В будущем Летов выведет этот конфликт на более универсальный, метафизический уровень – станет описывать его одновременно изнутри человеческого тела и духа, а также глобально, как столкновение природы и цивилизации. В «Солнцевороте» и «Невыносимой легкости» этот бой разворачивается все еще на уровне политики, хоть она зачастую и становится лишь метафорой, и это делает их особенно полезными для переживания потрясений 2020-х. Говоря совсем грубо, это альбомы про то, что революция необходима, но ее не будет; о том, что христианско-коммунистическая утопия недостижима, но и в этом можно найти спасение. Эту специфическую этику можно продемонстрировать через логику языка: чудо есть нечто небывалое, поразительное; значит, катастрофа и погибель тоже есть чудо, способ покинуть зараженный логикой мир. Именно так устроены песни на этих альбомах: как говорит Игорь Гулин, здесь «политическое действие совпадает с радикальным мистическим спасением».

«Все это звучало как реквием уходящей эпохе, – вспоминает Юрий Сапрыкин свои впечатления от прослушивания новой „Обороны“ в 1997-м. – Это были альбомы, записанные уже немножко с другой стороны: не зовущие на баррикады, а как бы вспоминающие эту эпоху баррикад». Сам Летов объяснял, что изнутри воспринимает эти записи как «некий показатель стоицизма»: «То есть когда уже ничего не осталось и вообще все однозначно проиграно, человек берет и поет бравурные вещи. <…> Причем поет их так, что это работает».

Едва ли не ярче всего это, по словам автора, должна была проявлять наиболее декларативно-плакатная песня из нового цикла – «Родина»: «Это одна из самых трагических песен, которые я сочинил. Песня про то, как поднимается с колен родина, которой, собственно говоря, и нет, которая не то что поднимается с колен, а увязает в невиданной жопе все глубже, и туже, и безысходнее».

«Если [„Солнцеворот“] – это такое руководство к действию, то [„Легкость“] – это нечто, что после, что нужно осмыслять для того, чтоб делать», – говорил Летов. Драматургия обоих альбомов устроена так: слушатель будто проходит все стадии принятия по Кюблер-Росс – психологической модели, которая была разработана профессором Чикагского университета в 1960-х для близких умирающих больных, а в XXI веке стала частью в том числе российской поп-культуры. Здесь есть отрицание – собственно, та самая «Родина» или открывающая «Невыносимую легкость» «Пой, революция»:

Дождик по миру брел живой

За собой вел свои войска

Вел сквозь годы, снега и зной

Верил – победа близка.

Здесь, разумеется, в избытке гнева – песня «Новый день», которую Летов сочинил самой первой под впечатлением от октябрьских событий, хорошо описывает и российскую политическую ситуацию 30 лет спустя:

Сладостная весть, брошенная кость, краденая власть

Алые ручьи, палые грачи, стоптанная грязь

Запретная быль, бетонная пыль, проданная даль

Все бы ничего, да только слишком, слишком все хуево

Здесь есть депрессия, насколько она вообще возможна при летовской энергии: это «Мертвые» с их круговоротом небытия, трагическая «Победа» («Встать бы во весь рост – да нету больше ног»), песня с характерным названием «Поздно» – поразительная вещь, где усталый воин буквально растворяет себя в мире, пересобирает тело, заменяя суставы и вены на ветви и реки.

Здесь нет разве что торга – все-таки торговаться этому автору было совсем не свойственно. Зато есть принятие: возникающие в финале медленные, красивые песни, где Летов как будто позволяет себе остановиться, обернуться, и если не смириться, то хотя бы передохнуть, ощутив, как сказано в «Дембельской», «позднюю усталость». В этих текстах историческая реальность уже полностью растворяется в какой-то вечной мятежной жизни духа – за исключением, пожалуй, стихотворения «Так» с его высокой, почти кроткой печалью:

Как в покинутом городе

Считали мы деньги с тобой

В стране обреченной на самопоедание

Самоупокоение

Самопропивание

Как зарплату с тобой получали мы

Хохоча и рыдая

В городе приговоренном

К высшей мере безнаказанности

Как среди светофоров, дождей, магазинов

С тобою делили мы деньги

Честно заработанные

В переполненной гонорарами пустоте.

Обложкой «Невыносимой легкости» стал фрагмент картины Босха «Искушение святого Антония» – не триптиха 1505 года, где вокруг пустынника резвятся разнообразные демоны, но отдельного панно, где отшельник предается раздумьям возле озера. «Лицо у человека, который сидит у воды, такое типа: „Ф-ф-у-у…“, – рассказывал Летов и изображал Антония тяжелым вздохом. – Вот это состояние альбом и выражает. Человек, который максимально терпеливо собрался и сидит. Вот это состояние у нас постоянно».

Все это богатство звуков и смыслов в тот момент, когда оно было обнародовано, не вызвало интереса у широкой публики. «Народ, оказалось, это совершенно не принял. Звук этот ему не понравился – кажется им, что записано очень плохо», – сетовал Летов уже в 1998 году. Вдобавок в эпоху, когда главным носителем стали компакт-диски, «Солнцеворот» и «Невыносимая легкость бытия» поначалу вышли только на кассетах со всеми их техническими издержками.

С изданиями «Обороны» тогда вообще творился полный хаос. Олег Тарасов вспоминал, что вскоре после того, как он вложил огромные деньги в винил «Прыг-скока», альбом выпустил на компакт-дисках другой лейбл, подписав собственный договор с автором. В ответ на претензии приятеля Летов пожал плечами и сказал, что не помнил условия их соглашения. А омский товарищ «Обороны» Дмитрий Родькин рассказывал, как два его друга, основавшие местную студию «Красный перец» и торговавшие новой музыкой, предложили Летову такую сделку: они будут распространять на кассетах скопированные с оригиналов альбомы «Обороны» и отдавать автору процент с заработанного. Автор согласился. Сам Родькин, у которого была компания, занимавшаяся коммерцией, предоставил друзьям свое юрлицо, чтобы заключать договоры с магазинами. Один из создателей «КраПера» Юрий Береснев по прозвищу «Перец» потом некоторое время был менеджером «Обороны» – именно на его имя Эдуард Лимонов писал возмущенные письма: «Юрий, Мы посылаем Вам 200 номеров газеты „Лимонка“. Мы еще ни разу не получили от Вас денег за предыдущие номера».

В общем, неудивительно, что московские издатели Летова – основанная Евгением Колесовым фирма «Хор» – находились не в лучшем финансовом положении и не всегда выпускали «Оборону» в оптимальном виде и формате. Однако в том, какими дошли до публики «Солнцеворот» и «Легкость», была ответственность и самого продюсера, пока еще не