Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

песен регулярно пускался в странные лирические отступления. «А было так, – рассказывал он публике во время „Офелии“, стоя на коленях и глядя в пол. – У Махно потерялась кошка. Такая хорошая, которая сидела у меня на плече. И было так, что у меня потерялись все мои последние человечьи друзья, животные. И было так, что у Наташки моей не было никого, чтобы ей кто-нибудь помог, когда ее били в Новосибирске. И было так! Это было так! И было так, что когда Янка умирала – она тоже была такая же, как и вот вы все. И было так, что не было никого, чтобы кто-то мог нормально что-то сказать. Не было никого. И меня не было. И вас не было. Никого не было, понимаете? Потому что были мы, и больше никого вообще».

Дело было в декабре 1999-го. Через несколько дней после этого концерта Евгений Махно выпал из окна квартиры на четвертом этаже и погиб.

Когда группа все-таки добиралась до Москвы, «ГО» играла исключительно в пожухлых советских кинотеатрах и ДК, как бы сейчас сказали, за Третьим кольцом (тогда оно только строилось). Типичная инструкция для покупателей билетов гласила: «Проезд до ст. м. „Рязанский проспект“, далее – тр. 63, до ост. „Комбинат ЖБИ“». Осенью 2000-го во время концерта в кинотеатре «Марс» в Бибирево охрана дралась со зрителями прямо на сцене. Потом в разгромленном зале начали включать свет, потом – выключать звук. В здании разбили витрины, силовики разгоняли собравшихся водометами. Администрация другого московского кинотеатра «Улан-Батор» после этого просто отменила концерт «Обороны» от греха подальше.

Той же осенью 2000-го не случился и концерт в Риге – на границе Летова по распоряжению латвийской службы безопасности сняли с поезда, изъяли корвалол и свежую «Лимонку», продержали несколько часов в отделении, а потом депортировали, вручив предписание о том, что въезд в Латвию ему и его старшему брату Сергею запрещен до 2099 года. По такому случаю лидера «Обороны» даже показали по телевизору – в передаче «Скандалы недели» он объявил Латвию «козявочным полицейским государством». Рижские нацболы возмутились запретом любимой группы настолько, что в тот вечер, когда должен был состояться концерт, прошли маршем от вокзала к Старому городу: «Несколько сот молодых глоток дружно скандировали – „Сталин, Берия, Гулаг“, „Мы ненавидим правительство“, „Слава России!“, „Шкеле (тогдашний премьер-министр Латвии – Прим. А. Г.) пидорас“, „Ре-во-лю-ци-я“, „Лимонов, Летов, Россия“», – отчитывался в «Лимонке» лидер местной ячейки Владимир «Абель» Линдерман, когда-то издававший эротическую газету «Еще» (в России ее запретили в октябре 1993-го). По словам Абеля, той же ночью в здании латвийской СГБ выбили несколько окон, а поперек фасада появилась надпись «За Егора уши отрежем!» (подтвердить эти детали мне не удалось).

Надо отметить, что некоторые основания опасаться нацболов у латвийских властей были. Через несколько недель после того, как Летова сняли с поезда, накануне Дня независимости страны, несколько активистов НБП, выгнав туристов с помощью муляжа гранаты, захватили смотровую площадку на башне рижского собора Святого Петра и вывесили знамя с серпом и молотом, а также транспарант с надписью «Свободу нашим ветеранам». Контекст лозунга прочитывался легко: незадолго до акции рижский суд признал Василия Кононова, командовавшего во время Второй мировой партизанским отрядом, виновным в убийстве мирных жителей; ранее в Латвии судили бывших фронтовиков, работавших в КГБ и участвовавших в массовых депортациях латышей в Сибирь в сталинские годы. Симптоматично, что о подготовке акции местных предупреждала через дипломатов российская ФСБ: в тот момент для московских и рижских спецслужб нацболы были общим врагом.

Печальные гастрольные приключения «Гражданской обороны» тогда оказывались единственным поводом, чтобы группу упомянули в федеральных СМИ, и эта ситуация тоже выделяла Летова среди других рок-музыкантов – они-то могли рассчитывать, что о них будут говорить и писать попросту в связи с новыми песнями. В декабре 1998 года в Москве запустилось «Наше радио». Его создатель Михаил Козырев хотел создать антитезу «Русскому радио», специализировавшемуся на отечественной эстраде (тогда ее презрительно называли «попсой»). Согласно первоначальной концепции, в эфире должны были звучать старый и новый рок, а также модная поп-музыка, но через некоторое время «Наше» начало все больше дрейфовать в сторону гитарного звука и постепенно превратилось во флагман и символ противоречивого российского рок-возрождения. До «Нашего радио» молодые герои жанра вроде групп «Сплин» и «Мумий Тролль» воспринимались скорее как отдельные феномены; созданная Козыревым станция превратила новую рок-волну в полноценное культурное движение, и следующие звезды – Земфира•, «Король и Шут», «Би-2» – зажигались уже в понятном форматно-фестивальном контексте, который должен был обеспечивать постоянное производство фрешменов.

Не менее важным стало и то, что «Наше радио» заявило преемственность поколений, протянуло традицию из 1980-х в 2000-е, тем самым предоставив бывшим советским рокерам возможность встроиться во что-то, более или менее напоминавшее индустрию: группа выпускает сингл, он крутится по радио, это приводит на концерты новых людей. Эфир получили все: «Воскресение», «Машина времени», «Чайф», «Аквариум», «Браво», «ДДТ» и далее по списку, включая даже авангардистский «Аукцыон». Все, кроме Егора Летова. Как объяснял впоследствии сам Козырев, дело было не только в качестве записей «Обороны» (в конце концов, того же «Дурачка» крутили по «Радио России», и ничего), но и в том, что лично генерального продюсера не устраивала песня «Общество „Память“»: мол, если Летов пел строчку «вешай жидов и Россию спасай» не всерьез, а от имени персонажа, то пусть объяснит и извинится. При всей очевидной нелепости этой претензии (должен ли Дельфин извиняться за песню «Дилер»? Высоцкий – за «Песню антисемита»?), в принципе, примерно понятно, откуда в те годы могло браться недоверие к Летову – и что бы там ни было потом, тогда отсутствие «Обороны» в каноне «Нашего радио» неизбежно вело к дальнейшей маргинализации группы. Характерно, что когда о Летове решили сделать материал «Аргументы и факты», в заголовок интервью вынесли его реплику: «„Мумий Тролль“ – самая вопиющая халтура», а самого собеседника назвали «духовным террористом». Дошло до того, что в Киеве лидер «Обороны» выступал перед «Королем и Шутом».

Впрочем, все это скорее следствие, чем причина кризиса, который переживал Летов. Главное было в другом. Третьего октября 1997 года он написал такой текст:

Люди друг друга опять ненавидели

Делали все, чтобы было неважно

Недужно, нещадно, отчаянно

Как бы случайно

Как бы нечаянно

Люди мучались опять

Они были как могилы

Но горячие внутри

Мне сейчас вот 33

Но я все еще пытаюсь

И надеюсь, что могу

Не разминуться с очередным

С безвести пропавшим.

Через две недели родилось еще одно стихотворение. А потом – как отрезало. Ни песен (последняя на тот момент возникла сильно раньше, в 1996-м), ни стихов, ничего. Внезапно Летов потерял способность