Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

влечения к любому предмету лежит то, из чего в основном состоит история, то есть фабула. Мне вдруг стало понятно – и ошеломило – первостепенное значение Гражданской войны для истории Америки. Умом я знал это, а тут уловил ее первостепенное значение в эмоциональном отношении”. Поэтому Бернс переснял, чтобы “услышать” их, тысячи старых фотографий, иногда делая по десятку снимков.

Бернс сам провел все интервью, кроме одного – с Шелби Футом, известным писателем, превратившимся в историка. Зачем предоставлять тому, кто вначале был беллетристом, ценное эфирное время, если можно было рекрутировать стольких маститых ученых? Однажды вечером (в 1980‐х годах) Бернсу позвонил Роберт Пенн Уоррен, у которого тот прежде брал интервью для фильма, и “произнес с этим своим чудным кентуккийским выговором: «Думаю о Гражданской войне. Думаю, что, если вы хотите сделать все так, как надо, стоит сию минуту поговорить с Шелби Футом». И этого было довольно для того, чтобы этот новичок сказал: «О’кей»”.

Шелби Д. Фут-младший (1916–2005) был оригиналом. Его культурные корни уходили в дельту Миссисипи, где он вырос. Фут был единственным ребенком в местной семье со связями: его прадед со стороны отца воевал за Конфедерацию и был заметным в штате политиком. Шелби два года проучился в Университете Северной Каролины, но курса не кончил (он не был образцовым студентом, но читал запоем и однажды провел ночь в запертой университетской библиотеке), а во Вторую мировую служил в армии.

Его товарищем в детстве (и другом на всю жизнь) был романист Уокер Перси (1916–1990), двоюродный дед которого был героем Гражданской войны. Оба решили стать писателями, и уже в 1939 году Фут закончил свое первое сочинение “Состязание”. Издательство Knopf отвергло рукопись из‐за чрезмерного влияния Джеймса Джойса и Вирджинии Вулф, но в 1949 году роман все же увидел свет. В следующем году Фут написал Перси: “Я хочу научить людей видеть. Хочу поделиться с ними «качеством взгляда» (стиль по определению Пруста)”[611]. Кроме Пруста (Фут семь раз перечитал “В поисках утраченного времени”), он проглотил Фукидида, Тацита и Гиббона (манера последнего его особенно восхитила). Фут решил встать вровень с ними и в 1952 году в письме пообещал Перси: “Приготовься узнать правду – я собираюсь стать одним из величайших писателей всех времен”. Перси, воздержавшись от комментариев, приободрил друга.

Тот быстро написал еще четыре романа. Один из них – “Силом” (1952): поминутное изложение событий битвы от первого лица и северян и южан. Приближалось столетие Гражданской войны, и Беннет Серф из издательства Random House, оценивший силу деталей в “Силоме”, поручил Футу написать краткую историю конфликта. Проект очень скоро перерос предполагаемый масштаб, но Серф отнесся к этому с пониманием. Результатом явились три внушительных тома (в 1958, 1963, 1974 годах), почти 3 тысячи страниц текста, вместе названных “Гражданская война. История”. О трилогии в “Биографическом словаре литераторов” сказано: “Можно с уверенностью утверждать, что среди рассказов о великих сражениях еще нет равных книге Фута в изображении имеющих значение событий и сбалансированности собственного взгляда с тем, что было пережито командирами и простыми солдатами”[612]. Как и Кэттон, Фут будто шагал вместе с солдатами: при Геттисберге, когда пехота Пикетта пошла в атаку, люди шагнули из густой тени на яркий свет: “Их не только ослепило. Они испытали восторг и облегчение”. А потом оценили огромный масштаб своей задачи.

Фут хотел, чтобы события разворачивались согласно логике повествования, а не требованиям исторического анализа. Он описывает атаку северян у Мишн-Ридж в сражении при Чаттануге с точки зрения полковника федеральной армии, который из ставки Гранта наблюдает “доблестное соперничество” знамен, поднимающихся по хребту, и сравнивает их со “стаей перелетных птиц”. Затем фокус смещается: “Так это выглядело в миниатюре, с горы Очард-Ноб. В приближении обнаруживались: суровое чувство сопричастности, резкий звук тяжелого дыхания, барабанный бой, стук башмаков по каменистой почве и неизменно отвратительное щелканье пуль, пронзающих плоть и ударяющих в кости”[613].

Построивший свою книгу по образцу “Илиады” (двести четырнадцать глав с эпическим прологом) Фут продолжал считать себя художником, в лучшем случае – “романистом-историком”, принявшим “стандарты историка, но не его атрибуты”[614]. Трилогия имела успех и получила очень хорошую прессу (рецензенты похвалили описание и портретные детали), но профессиональных историков книга не впечатлила. Гражданская война предстала литературой, а не наукой. Более того, Фут не только обошелся без примечаний, но и полагался в работе лишь на стодвадцативосьмитомные “Официальные отчеты о войне с мятежниками”, а также на опубликованные монографии и мемуары. (Это несправедливый упрек. В примечании к первому тому Фут приводит длинный перечень использованной литературы, упоминая кроме прочего тридцатитомную историю двух флотов во время войны.) Он был слишком умен для того, чтобы высказаться развернуто, однако выводы очевидны и без этого. Фут не считал рабство причиной войны, дал негативное изображение периода Реконструкции (пусть и с благородными намерениями) и с сомнением относился к освобождению афроамериканцев.

Когда Кен Бернс подыскивал консультантов для фильма, репутация Фута была в лучшем случае неоднозначной, и в первый состав экспертной группы его не включили. После вмешательства Пенна Уоррена Фут и Бернс сразу поладили. Писатель, которому было сильно за семьдесят, с радостью взялся за дело. Он дал два интервью в своей библиотеке в Мемфисе (с Достоевским на видном месте), а после присоединился к съемочной группе в Виксберге, где произошла важная битва. Год спустя Бернс вернулся с целым списком вопросов:

Скоро я понял, что имею дело с тем, кто принимает Гражданскую войну очень близко к сердцу – с литературной, поэтической, лингвистической, географической сторон. Он знал. Он исходил все до единого поля сражений. Я бросал ему вопрос, как гранату, и ждал в ответ взрыва. [Шелби говорил: ] “Да, у него было… как бы это сказать… «предрассветное мужество» (four o’clock in the morning courage). То есть его можно было разбудить в четыре и сказать, что враг охватывает левый фланг, и он оставался совершенно хладнокровным”[615].

Вклад Фута оказался исключительным. В статье в Slate, напечатанной через двадцать лет после первого показа, историк Джеймс Лундберг рассказывал, как скромный писатель с Миссисипи с бесконечным запасом историй всех затмил и превратился в национальную знаменитость, в “альфа-рассказчика” (alpha anecdotalist), как выразились сотрудники Newsweek и People[616]. Книги Фута стали покупать по тысяче экземпляров в неделю, и он сделался миллионером. “Видишь лицо Фута на экране, – писал Лундберг, – когда он рассказывает об испуганном часовом-конфедерате, разговаривающем с совой, и можешь учуять запах бурбона, табачного