Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

представиться совсем неопытной. Тип, выдающий себя за мужа, тоже мошенник чистой воды, а ее печаль – одно притворство, назначенное тому, кто решился бы, несмотря ни на что, добиваться ее благосклонности. Она еще не нашла подходящий для одурачивания предмет, но, несомненно, прицеливается в человека состоятельного, и, вполне вероятно, выбор ее остановится на вас».

Прощаясь, я расцеловал его, поблагодарил за любезность, и мы договорились о свидании.

В гостинице я встретил человека располагающей внешности, но уже в летах, который приветствовал меня по имени и спросил с отменной учтивостью, нашел ли я Воклюз достойным обозрения. Я был весьма рад узнать в нем маркиза Гримальди из Генуи, остроумного, любезного и богатого человека, живущего почти все время в Венеции, где он мог наслаждаться большей свободой, чем у себя на родине.

После того как я ответил сообразно с тоном его вопроса, мы пошли к нему в комнату, где он, не имея ничего более сказать про источник, спросил, остался ли я доволен своей прелестной спутницей.

– Я не могу не быть совершенно удовлетворенным.

Однако же, видя мою сдержанность, он пожелал рассеять ее:

– У нас в Генуе есть очень красивые женщины, но ни одна не может выдержать сравнения с той, которую вы сопровождали сегодня. Вчера вечером я сидел за столом как раз напротив нее и был поражен ее совершенством. Когда мы поднимались по лестнице, я предложил ей руку и сказал, что если она считает меня способным рассеять ее печаль, то достаточно лишь одного слова. Заметьте, мне было прекрасно известно, что они совсем без денег. Муж ее поблагодарил меня, и, пожелав им доброй ночи, я удалился. Час назад вы проводили даму до дверей комнаты и оставили вместе с мужем. Я взял на себя смелость сделать им визит. Она встретила меня учтивым поклоном, а супруг тотчас исчез, попросив составить ей компанию до его возвращения. Красавица не заставила упрашивать себя и села рядом со мной на канапе, что показалось мне счастливым знаком. Но когда я взял ее прелестную ручку, она отняла оную, впрочем довольно нежно. Тогда я счел уместным сказать в немногих словах, сколь сильные чувства вызвала во мне ее красота, и если она ощущает необходимость в ста луидорах, то получит их в ту самую минуту, как только согласится переменить тон на более веселый и лучше соответствующий моему настроению. Она ответила мне лишь движением головы, которое означало в одно и то же время благодарность и отказ. «Завтра я уезжаю, мадам». Никакого ответа. Тогда я снова взял ее руку, но она опять воспротивилась, теперь уже с негодованием, что, естественно, было для меня неприятно. Я извинился перед ней и ушел, не рассчитывая ни на что большее. Вот мое приключение, случившееся полчаса назад. Я совсем не влюблен в эту женщину, тут всего лишь каприз, и вы видите, я первый готов смеяться. Но, зная, что у нее нет ни гроша, удивляюсь подобному поведению. Мне пришло в голову, уж не от вашего ли вспомоществования проистекает ее неуступчивость? Я не нахожу сему иного объяснения. Не будет ли слишком нескромным с моей стороны спросить, повезло ли вам более, чем мне?

Восхищенный благородной откровенностью столь почтенного человека, я, ни минуты не колеблясь, открыл ему все, и в конце концов мы вместе посмеялись над нашими неудачами. Я обещал посетить его в Генуе и рассказать, что произойдет между нею и мной в те два дня, которые я еще собираюсь провести в Авиньоне. Затем он предложил пойти ужинать и полюбоваться на прелестную капризницу.

– Она отменно пообедала, – возразил я, – и, вполне возможно, не выйдет к ужину.

– Готов держать пари, вы ошибаетесь, – отвечал маркиз, рассмеявшись.

Он был прав, и я получил возможность удостовериться в ее притворстве. Рядом с нею посадили некоего графа Бусси, который только что приехал в город. Молодой, красивый, легкомысленный, вот какую сцену изобразил он для нас.

Сей юный фат, доходивший в своих шутках до клоунады, а в нескромностях с женщинами даже до пределов допустимого, собирался уезжать в полночь и сразу же принялся напевать любезности своей прекрасной соседке, всячески подзадоривая ее. Но перед ним была безмолвная статуя, он старался, не подозревая, что она могла смеяться над ним.

Я посмотрел на синьора Гримальди, который тоже с трудом сохранял серьезное выражение. Уязвленный молодой повеса продолжал свои нападения и предлагал ей самые лакомые кусочки, предварительно им опробованные. Но так как она неизменно отказывалась, он попытался силой вложить их в ее рот. Красавица возмутилась и оттолкнула его. Видя, что никто не изъявляет желания защищать эту крепость, юный фат отважился на решительный штурм. Силой завладев рукой соседки, он несколько раз поцеловал ее. Она хотела освободиться, но, когда поднялась со своего места, он обнял ее за талию и посадил к себе на колени. Но тут встал муж, подал ей руку и увел из залы. Несколько обескураженный, некоторое время смотрел покуситель им вослед, потом принялся хохотать, в то время как все присутствовавшие сохраняли глубокое молчание. Повернувшись к стоявшему за его стулом скороходу[168], он спросил, приготовлена ли ему наверху шпага, на что тот отвечал отрицательно. Тогда повеса спросил своего соседа, кто похитил у него даму.

– Ее муж.

– Муж! Ну, это совсем другое дело. Мужья не занимаются дуэлями, и порядочные люди обязаны приносить им свои извинения.

Он встал, поднялся наверх, но почти сразу же возвратился со словами:

– Вот уж поистине глупый муж. Закрыл дверь перед самым моим носом и посоветовал искать другое место для удовлетворения желаний. Не стоит труда оставаться здесь, но все-таки жаль бросать дело недоконченным.

После этого он приказал подать шампанского и предложил всем угоститься, впрочем безуспешно. Затем сделал изящный поклон и уехал.

Синьор Гримальди, провожая меня до комнаты, спросил, какого я мнения о только что происшедшей сцене. Я ответил, что не пошевелил бы и пальцем, даже если бы он натянул ей юбку на голову.

– И я тоже, но, если бы она взяла мои сто луидоров, дело другое. Во всяком случае, мне весьма любопытно узнать, как эта сирена[169] выберется отсюда, и поэтому я рассчитываю на вас, когда вы поедете через Геную.

На рассвете он уехал.

Утром принесли записку самозваной Астроди, которая хотела знать, буду ли я ждать ее и подругу к ужину. Я позвал хозяина и велел приготовить добрую трапезу на три персоны.

Изъявив полную готовность, он сообщил:

– Я