Книги украшают жизнь. Как писать и читать о науке - Ричард Докинз

РД: Со временем идеи, теории, которые обладают всем необходимым, становятся устойчивыми, и чем больше появляется данных, тем больше мы можем быть уверены. По-моему, это верно в отношении дарвинизма; в эпоху самого Дарвина он нуждался в очень пылкой защите, и многие люди его не принимали, и тем не менее, чем больше проходит времени, тем больше данных в его пользу мы получаем из самых разных источников – молекулярных данных и прочего, – пока он не окажется настолько устойчивым, что нет ни малейшего шанса, что он когда-нибудь будет опровергнут. Не хочу сказать, конечно, что он никогда не будет модифицирован… а вы как думаете?

МР: Ну, я думаю, что модификация в деталях. И, по-моему, если сейчас взглянуть на детали эволюционной теории, там многое не совпадает с Дарвином; но если посмотреть на вершину дерева, то там абсолютно не к чему придраться. Но, конечно, мы не ожидаем от Дарвина, что он в подробностях расскажет, как или почему происходила эволюция; простая красивая идея естественного отбора, приводящего к все большей и большей сложности между формой и функцией, настолько незыблема и настолько подкрепляется, как вы говорите, всеми прочими открытиями, которые мы с тех пор сделали в отношении жизни, что для нее нет и одного шанса на миллион быть ниспровергнутой. Совершенно с этим согласен. И, думаю, если мы будем сидеть здесь через сто лет и спорить об эволюции, то нам и тогда придется участвовать в политических баталиях. Возможно, еще останутся люди, которые будут говорить: “Ах, это бессердечное убеждение, оно ведет к выживанию самых приспособленных, и черт с ними, с теми, кто остался позади”, – и, возможно, останутся люди, которые будут говорить: “Это противоречит нашей религии, поэтому мы не хотим в это верить”, – но не думаю, что нам придется начинать все заново и говорить: “Как бы нам вернуться на триста лет назад к Чарльзу Дарвину?” Эта идея не устаревает. Она укоренилась в культуре, она останется, это прекрасная идея, это куда более общая идея. Думаю, мы лишь углубим ее понимание.

Перезапуск “Пингвинчика”

Предисловие к новому изданию “Теории эволюции” Джона Мейнарда Смита, выпущенному в 1993 году Cambridge University Press.

Благодаря этой книге, в первоначальном, более кратком издании, состоялось мое первое знакомство с Джоном Мейнардом Смитом и одно из моих первых знакомств с эволюцией. Я купил ее, будучи школьником, – меня сразу зачаровали аннотация на обложке и фотография автора. Буйные волосы в стиле “сумасшедший профессор”, торчащие наперекосяк, как и трубка в весело улыбающемся рту; даже явно умные, смеющиеся глаза казались скошенными, насколько можно было разобрать за толстыми стеклами круглых очков (тогда Джон Леннон еще не сделал их модными), которых давно не протирали. Картинка идеально дополняла причудливую биографическую заметку: “Решив, что самолеты – это что-то слишком шумное и старомодное, он поступил в Лондонский университетский колледж изучать зоологию”. Читая, я то и дело поглядывал на заднюю сторонку обложки, а затем возвращался к тексту с улыбкой, в очередной раз уверившись в том, что это человек, чьи воззрения я хочу выслушать. Теперь я знаком с ним лично – вот уже двадцать шесть лет, – и мое изначальное впечатление только укрепилось. Это человек, чьи воззрения мне хочется выслушивать, и так говорит всякий, кто знает его, читает его книги или хотя бы иногда встречается с ним. Например, на конференции.

Читателям “университетских романов” известно, что конференция – это такое место, где ученых можно застать в их худших проявлениях[195]. В особенности буфет на конференциях – это же поистине научная среда в миниатюре. Профессора кучкуются в узких кулуарных уголках, обсуждая не науку или исследования, а “позиции” (так у них называется работа) и “финансирование” (так у них называются деньги). Если они и говорят по делу, то слишком часто лишь для того, чтобы произвести впечатление, а не просветить. Джон Мейнард Смит – великолепное, победоносное, приятное исключение. Творческие идеи ему дороже денег, ясная речь – дороже жаргона. Он всегда в центре оживленной, хохочущей толпы студентов и молодых исследователей обоего пола. Не думайте о лекциях или “мастер-классах”; наплюйте на автобусные экскурсии к местным достопримечательностям; забудьте о ваших шикарных презентациях и радиомикрофонах; единственное, что действительно играет роль на конференции, – будет ли там Джон Мейнард Смит и есть ли там просторный, душевный буфет. Если он не может присутствовать в запланированные дни, вы обязаны просто передвинуть время конференции. Ему не обязательно выступать с официальным докладом (хотя он увлекательный докладчик), и ему не обязательно официально руководить какой-либо секцией (хотя он мудрый, отзывчивый и остроумный председатель). Ему достаточно лишь появиться, и ваша конференция обречена на успех. Он будет очаровывать и развлекать молодых исследователей, выслушивать их истории, вдохновлять их, оживлять в них угасающий энтузиазм и отправлять их обратно в лаборатории или на грязные полевые работы воодушевленными и полными новых сил, готовыми испытать те новые идеи, которыми он с ними щедро поделился.

Не только идеями, но и знаниями. Иногда он изысканно притворяется инженером, который ничего не знает о животных и растениях. Изначально он по образованию инженер, и математический кругозор и навыки его старой профессии помогают ему в нынешней. Но он профессиональный биолог вот уже сорок лет и натуралист с детства. Он как никто далек от знакомого пугала: зарвавшегося физика, который воображает, будто может влезть в биологию и навести в ней порядок, потому что, независимо от того, каким бы двоечником он ни был среди физиков, он знает математику лучше, чем средний биолог. Джон действительно лучше разбирается в математике, физике и инженерном деле, чем средний биолог. Но он также лучше разбирается в биологии, чем средний биолог. И он несравненно более одарен в искусстве ясно мыслить и коммуницировать, чем большинство физиков, биологов и людей вообще. Мало того: как тонко настроенная антенна, он обладает редким даром биологической интуиции. Прогуляйтесь с ним по дикой местности (мне выпала эта честь), и вы узнаете не только факты о естественной истории, но и то, как правильно задавать вопросы об этих фактах. Что еще лучше, в отличие от некоторых теоретиков, он питает глубокое почтение к хорошим натуралистам и экспериментаторам, даже если у них нет его собственной теоретической мощи. Однажды нас с ним водил по панамским джунглям молодой человек, один из сотрудников Смитсоновской тропической исследовательской станции,