Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

class="a">[562]. Шотландская церковь считала, что только этот публичный тип покаяния может снять грех и привести к прощению и спасению. Кроме того, эти признания были еще и важной правовой целью, давая возможность Тайному совету наделить следственную комиссию полномочиями расследовать ведовское преступление.

В Англии ситуация была совершенно другой – там не было ни такой культуры покаяния, какая существовала в Шотландии, ни официальной практики признания вины в судебных действиях. Случаи, когда священники принуждали подозреваемых ведьм признаться в содеянном, были относительно редки в Англии, и хотя Генри Гудкол, священник из Эдмонтона, что в Миддлсексе, преуспел в том, чтобы заставить Элизабет Сойер принять обвинения, выдвинутые ей в 1621 г., это признание, сделанное, к тому же, вероятно, уже после того, как жюри присяжных вынесло свой приговор, никогда не было произнесено публично. [563] Англичане, пришедшие в составе кромвелевских войн в Шотландию, поражались правовой и культурной разнице, разделявшей две части Британии. В 1652 г. Уильям Кларк выражал удивление по поводу того, что основным доказательством совершенного шотландцами религиозного преступления служат «их собственные признания, произнесенные перед лицом церкви, которая хуже чем римская, поскольку последняя не поступает столь скверно, используя тайну исповеди»[564].

Наконец, еще одна связь между религией и охотой на ведьм в Шотландии может быть обнаружена в высоком уровне религиозной нетерпимости. Свободомыслие в религиозной сфере в Новое время, как правило, является результатом государственной политики и выражением религиозного плюрализма, допускаемого правительством. До конца XVII в. такая терпимость была редкостью в Европе, где большинство правительств проводило политику религиозной унификации, используя при этом правовые механизмы регулирования. Тем не менее, кое-где, например, в Польше или Соединенных провинциях в XVII в., во Франции между 1598 и 1685 гг., а в Англии на протяжении 1650-х гг., можно было говорить о неких послаблениях или «ограниченной терпимости». Как правило, эти меры были вызваны политическими причинами, а не тем, что интеллектуалы и правительственные чиновники осознали важность свободы совести или личных прав, но результатом становилось то, что правительства этих стран не поощряли преследования ведьм, главным образом, исходя из того, что это пагубно сказывается на общественном порядке. И наоборот, режимы, проводящие политику, которую мы бы сегодня называли «политикой религиозной нетерпимости», использовали охоту на ведьм как важное средство проведения перемен, связанных с необходимостью установления «божьего порядка».

В конце XVI и в XVII вв. шотландское правительство проявляло действительно большую нетерпимость в религиозной сфере, чем английское. Свидетельством этого может являться, например, тот факт, что в Шотландии религиозные диссентеры, как правило, это были сторонники епископата, получили относительную свободу лишь в 1712 г., и только потому, что в парламенте преобладали англичане, в то время как английские протестанты-диссентеры получили послабления от английского парламента двумя десятилетиями ранее. Фактором, способным вызвать возражения здесь, является то, что в шотландских условиях влияние уровня религиозной терпимости на преследования ведьм отчасти нивелировалось тем, что центральная власть, как уже отмечалось, значительную часть полномочий в этой сфере передавала в графства и приходы.

Вместе с тем, степень нетерпимости по отношению к другим конфессиям действительно может быть значительным условием распространения охоты на ведьм, хотя это и противопоставляет конфессиональную и официальную, то есть политическую, нетерпимость. В Новое время элементы этой религиозной нетерпимости могут быть обнаружены повсюду, во всех религиозных деноминациях, однако в протестантизме было нечто такое, что даже по сравнению с другими конфессиями допускало лишь очень ограниченный экуменизм. Тенденции неприятия доктринально и организационно чуждой религиозной деноминации могут быть, в частности, обнаружены в публикациях по поводу Гейдельбергского катехизиса, в котором дальнейшее развитие получила идея о том, что спасение возможно для всех. Среди шотландцев, большинство из которых отказывало в святости всему, что, по их мнению, содержало ересь, эти идеи не находили поддержки. Их нетерпимость была в первую очередь направлена против тех, кого называли папистами и сторонниками епископата, что резко контрастировало со значительным числом английских протестантов, позже ставших известными как англикане, занимавшими достаточно мягкую позицию по отношению к другим конфессиям. По степени нетерпимости с шотландскими пуританами могут сравниться только англичане-пуритане, особенно пресвитериане. Пресвитерианский подход рассматривать религиозные практики исключительно в черно-белых тонах, с точки зрения божьего или дьявольского, с воспеванием собственных морально-религиозных устоев и демонизацией религиозных противников, неизбежно вел к очень жесткой позиции по отношению к обвиняемым в ведовстве, которых ортодоксальные протестанты рассматривали как сынов и дочерей дьявола. Именно пресвитериане играли главную роль в арестах и расследованиях во время ведовских процессов, даже после того, как британский парламент принял акт о декриминализации этого деяния.

Питер Берк, один из тех исследователей, которые были очарованы трудами К. Гинзбурга, предложил модель с тремя рядами колдовских верований. Верхний уровень был представлен элитарной демонологией, средний – «соседским колдовством», и самый нижний – архаическим колдовством или колдовством шаманов[565]. Развивающий эту теорию Робин Бриггс добавляет еще четвертый уровень к этим трем: «биологически-детерминированное колдовство, унаследованное от наших палеолитических предков». Бриггс предлагает идею о том, что люди обладали встроенным психологическим механизмом, который «располагал нас [к тому], чтобы рассматривать других людей как априори имеющих злорадные секретные замыслы, древние люди, возможно, нуждались в развитом способе обнаружения ведьм, чтобы справиться с неудачей»[566]. Такая модель нуждается в осмыслении, но недавняя критика со стороны Рональда Хаттона также должна быть принята во внимание. Исследователь утверждает, что вера в злонамеренное колдовство обычна, но не универсальна среди традиционных обществ, и что антропологически могут быть прослежены широкие культурные области, в которых категория «несчастье или неудача» рассматриваются по-разному. Хотя действительно существует много культур, где основным источником несчастий признается ведьма, есть и такие, которые приписывают неудачу нечеловеческим или сверхчеловеческим объектам, вроде злых духов[567].

Пример шотландских ведовских верований является тем, что может примирить идеи Бриггса и Хаттона. Соседское колдовство как источник неудачи преследовалось в Шотландии в судебном порядке. Однако вместе с ними целый ряд сверхъестественных объектов в раннесовременной шотландской народной космологии также могли быть вовлечены в колдовство и судебные процессы. Если феи и фигурируют во многих шотландских признаниях, они, тем не менее, были не столь распространенным компонентом соседского колдовства. В то же время, если бы шотландский фольклор был исключительно наполнен феями, то все неудачи приписывались бы только им, а ведьмы оставались в стороне от этих обвинений. Даже несмотря на веру элиты в демонический договор и шабаш, охота на ведьм была бы невозможна, не найди она подкрепление в народном фольклоре. Охота на ведьм, основанная на идее дьявольского договора и шабаша, могла распространяться посредством реакции, но начальная связь в этой цепи была всегда