Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

так и собственно внутренним развитием исторического знания, появлением новых методов исследования, новых подходов в изучении прошлого. Наряду с обобщающими монографиями, такими как книга Криса Уотли[573], работа Алана Макиннеса[574] и другими, появился целый ряд исследований, в которых ставятся новые вопросы в изучении англо-шотландской парламентской унии 1707 г. В числе этих проблем вопрос о том, лежал ли в основе союза договор или акт парламента, или даже два парламентских акта (шотландский и английский), и если это был договор, то являлся ли он договором международного характера. Кроме того, в современной историографии поставлен целый ряд проблем, связанных с изменением статуса шотландских институтов, таких как церковь и право, а также в целом положения Шотландии в рамках Британии.

Уния 1707 г. стала результатом длительного, противоречивого процесса англо-шотландского сближения, который протекал, как минимум, на протяжении всего XVII в. Особую роль в этой наметившейся тенденции к интеграции сыграли события конца XVII-начала XVIII в. В этой связи, думается, необходимо рассматривать унию не как событие, произошедшее 1 мая 1707 г., или даже процесс, развивавшийся, начиная с его официального объявления в 1706 г., а как более длительный этап, начавшийся в к. 80-х гг. XVII в. со Славной революции, резни в Гленко, Дарьенской схемы и т. д. Все эти события, с одной стороны, способствовали заключению союза, а, с другой, стали решающими в процессе трансформации идеи нации в Шотландии.

Уайтхолл начал активно обсуждать возобновление переговоров о более тесной англо-шотландской унии между ноябрем 1702 и февралем 1703 гг. Принятый шотландским парламентом в 1704 г. Акт о безопасности, отстаивающий право шотландцев на собственного монарха, в том случае если их право свободной торговли с Лондоном будет ущемляться, вызвал ответные действия английского парламента. Депутаты, заседавшие в Лондоне, заявили в марте 1705 г., что отказ в признании за ганноверской династией права занимать престол повлечет за собой дискриминацию шотландцев в Англии, которые будут признаны чужестранцами, и запрещение шотландского импорта угля, скота и полотна. В условиях грозящего со стороны англичан «Акта о чужестранцах», шотландский парламент осенью 1705 г. проголосовал за назначение королевой Анной комиссионеров для возобновления англо-шотландских переговоров о более тесной унии. Договор нового союза был согласован представителями двух сторон между апрелем и июлем 1706 г., а в шотландском парламенте обсуждался между октябрем 1706 и январем 1707 гг. Парламентарии приняли его 110 голосами «за», при 46 воздержавшихся. В феврале уния была одобрена английским парламентом и, принятая королевой 6 марта, должна была вступить в действие 1 мая 1707 г.

Вместе с тем рождение шотландского юнионизма относится не к постуниатскому периоду и даже не ко времени, непосредственно предшествовавшему союзу 1707 г., но является продуктом более длительного исторического развития. Во всем этом бесспорно и важно одно – юнионизм предшествовал унии. Уже в начале XVI столетия, когда Шотландия все еще являлась независимым государством, а союз с Англией рассматривался не иначе как утопия, юнионизм был впервые артикулирован в политической мысли.

Тогда еще юнионизм не являлся доминирующим направлением политической мысли Шотландии, в которой господствовали концепты, связанные с отстаиванием прав нации на независимость, идущие еще от Средневековья. На протяжении всех средних веков готфридианская традиция, происходящая от Джефри Монмутского, повествующего о Бруте, как первом Британском императоре, соперничала с шотландской мифологией, возводящей нацию к Скоте – дочери египетского фараона. Джон Фордун, Уолтер Боуэр, Гектор Бес, Джордж Бьюкенен – все они послужили развитию средневековой канонической традиции, бытующей на севере Британских островов и противопоставляющей Англию и Шотландию.

На протяжении XVI–XVII вв. эта традиция подверглась угрожающему натиску юнионистской концепции, в основе которой лежали как прагматические, так и идеалистические аргументы. Все они включали и убежденность в необходимости тесного англо-шотландского союза в целях развития общей торговли и защиты Британии, а также в отстаивании общей протестантской религии. Анализируя истоки шотландского юнионизма, К. Кид считает, что его отцом-основателем был Джон Мэйр (1469–1550 гг.), который, отдавая дань и шотландским, и английским мифам о происхождении, тем не менее, считал, что благо жителей, населяющих остров Британия, заключается в союзе, в рамках которого будет реализована общая Британская судьба. Его последователь Джон Элдер (1533–1565 гг.), выражая распространенное в среде шотландской элиты убеждение, в письме Генриху VIII писал, что Шотландия является частью «английской империи». Использование концепта империи было чрезвычайно распространено в британском политическом дискурсе, когда речь заходила об отношениях между разными частями острова.

Период зарождения и развития реформации был особо важен для оформления юнионисткой политической традиции. Протестантская религия была одной из основ, способной объединить Англию и Шотландию. Джон Нокс, основоположник шотландской реформации, вплоть до восшествия на престол в Лондоне Марии жил в Лондоне, а его два сына от первого брака с англичанкой получили образование в Кембридже. В большей части его работ на протяжении 1550-х гг. (по крайней мере, до 1558 г.) именно Англия рассматривается как ядро новой религии, тогда как Шотландия представляется лишь периферийным воплощением английской ипостаси[575].

Правда, влияние шотландского протестантизма не было столь однозначным. С одной стороны, действительно, на почве протестантизма создавалась основа для более прочных кросскультурных англо-шотландских связей, что, бесспорно, работало на юнионистскую идею. С другой стороны, в рамках протестантской политической доктрины формулировалась особая шотландская мифология происхождения, в рамках которой происходило противопоставление Англии и Шотландии. И в основе этих представлений лежал патриотический миф древнего протопресвитерианского происхождения шотландской церкви[576].

Эпоха реформации и время, последовавшее за ней, представляются первым периодом, когда юнионистская традиция была артикулирована наиболее последовательно. При этом важно и то, что языком, в котором эти идеи были выражены, стал язык религии и истории. Именно исторические представления становились фактором формирования идентичности и воплощения политических идей на практике, а сам союз на протяжении XVI и XVII вв. многими его идеологами рассматривался как божественное провидение. Все прочие факторы, институциональные, правовые и другие, были подчинены религиозным и историческим представлениям. Уния корон 1603 г., реализованная Джеймсом VI (I), стала первым в истории воплощением юнионистской доктрины в политической практике.

XVII в. стал временем перемен, послуживших основой для оптимистических взглядов многих шотландцев в будущее. Именно на этот период приходится первая волна того, что в следующем столетии составит основу шотландского национализма. Шотландскость начнет проявлять себя не в политической борьбе или экономическом противостоянии, поскольку для этого не было ни сил, ни ресурсов, а в деятельности по прославлению и возведению шотландской культуры на общебританский пьедестал. 80-е гг. XVII в. стали своего рода временем интеллектуального процветания в Шотландии, которое совпало с общественным спокойствием. Лорд адвокат Джордж Маккензи, оставивший заметный след в шотландской истории, написал ряд философских и политических трудов, трактатов по истории и праву и, будучи деканом Факультета